Однако в те годы, когда человек только осваивал воздушную стихию, штопор являлся смертельной угрозой. И было это не так уже давно – в годы первой мировой войны.
Скорость самолета была тогда как будто небольшая: восемьдесят пять – девяносто километров в час. Но если лётчик терял скорость, самолет попадал в штопор и неминуемо разбивался. Из штопора никому не удавалось выйти. Немало авиаторов, совершая боевой маневр, срывались в штопор и погибали. Долгое время для летчиков было неясно, почему машина вдруг начинает стремительно падать, вращаясь вокруг оси в наклонном положении.
Надо сказать, что авиационные конструкторы того времени не заботились о том, чтобы снизить большую аварийность самолетов. Создавая новую машину, они не могли с уверенностью сказать, как она будет вести себя в воздухе. Разумеется, они не могли узнать причину перехода самолета в штопор.
Никто ничего не мог придумать для борьбы с этим бичом летчиков.
Каково же было изумление инструкторов и курсантов авиационной школы, когда Константин Константинович Арцеулов заявил, что, кажется, нашел решение проклятого вопроса и остается только проверить его на практике. Арцеулов работал тогда начальником истребительной группы авиашколы.
– Что же вы думаете сделать? – спросили его.
– А вот увидите, как я нарочно войду в штопор и выйду из него! – ответил он.
– Да это ведь равносильно самоубийству!
– Не разобьюсь, я заколдованный, – смеялся уверенный в своих расчетах бывалый летчик.
Арцеулов был очевидцем многих катастроф, происходивших из-за того, что самолет срывался в штопор, и пришел к заключению, что причина их – потеря скорости.
«Значит, чтобы выйти из штопора, – решил он, – нужно прибавить скорость и остановить вращение самолета энергичным действием руля направления и элеронов».
…От споров в летной школе не передохнуть. Бывало, Арцеулов вычерчивает свои схемы на черной классной доске, а кто-нибудь подойдет и выкинет такой номер: возьмет мел, тряпку, сотрет плавную линию вывода из штопора, вычерченную Константином Константиновичем, и вместо нее проведет прямую от самолета до земли, да еще внизу крест поставит.
Однако шутки сразу прекратились, когда настал день, назначенный Арцеуловым для рискованного полета. Риск действительно был громадный. Ведь в те годы летчики не имели парашютов, и выброситься из самолета было нельзя. Неудача опыта вела к неминуемой смерти.
Накануне была тщательно подготовлена к полету машина Арцеулова – «Ньюпор-XI».
Двадцать четвертого сентября 1916 года в Крыму выдался чудесный день. Полеты курсантов, которые начинались в три утра, уже закончились, но на зеленом поле собралось много народу. В голубом небе ни облачка… А на аэродроме целая буря… Арцеулов идет в свой «безумный», как тогда говорили, испытательный полет. С замиранием сердца люди следили, как двукрылый «Ныопор» стал круто набирать высоту. Вот уже две тысячи метров. Мотор смолк. Самолет на секунду как бы замер на месте. Затем машина, свалившись набок, быстро завертелась в штопоре.
Свидетели этого полета – как они сами потом рассказывали – чувствовали себя внизу, на аэродроме, намного хуже, чем лётчик там, наверху, в воздухе. Они знали, сколько авиаторов уже погибло от срыва в штопор, и не очень верили в спасительную теорию, выработанную Арцеуловым. Со страхом глядя в небо, они увидели, как после нескольких витков свершилось чудо: самолет перестал вращаться и, перейдя в пикирующий полет, плавано выровнялся. Снова заработал мотор.
Но едва успели люди на аэродроме перевести дыхание, «Ныопор» снова взмыл вверх. На высоте двух тысяч метров машина опять замерла на месте, свалилась набок и снова завертелась в штопоре. На этот раз падение продолжалось дольше – пять витков насчитали изумленные зрители. Арцеулов вторично вывел машину из смертельного штопора и перешел на планирующий спуск.
Так был «укрощен» штопор. Нужно было вдумчиво и кропотливо проанализировать полет, верно представить себе режим штопора, чтобы победить его. Нужна была еще и большая уверенность в своем искусстве пилотажа, прирожденная смелость и большая любовь к товарищам, чтобы отважиться на дерзкий испытательный полет. С той минуты, как Арцеулов сел на аэродроме школы, дважды выведя самолет из вращения вокруг своей оси, штопор перестал внушать страх летчикам.
Константин Константинович повторил свой опыт, а затем подал рапорт начальству, предлагая ввести штопор в программу обучения летчиков-истребителей.
Вскоре русские военные летчики – ученики Арцеулова – стали применять штопор в воздушных боях первой мировой войны. Попав под огонь зенитных орудий неприятеля, летчики нарочно вводили самолет в штопор. Обманутый противник, думая, что самолет сбит, прекращал стрельбу. Тогда отважные авиаторы выводили самолет из штопора и на бреющем полете, совсем низко над землей, уходили из зоны обстрела. Французскими и другими зарубежными летчиками штопор как фигура высшего пилотажа был освоен намного позже русских авиаторов.
Правда, смелые полеты Арцеулова и его последователей еще не означали, что проблема штопора полностью решена. Бывали и после подвига Арцеулова катастрофы от штопора, потому что различные конструкции самолетов по-разному вели себя во время вращательного падения. Только в конце двадцатых годов известный советский ученый Владимир Сергеевич Пышнов разработал теорию вывода самолета из штопора.
Конечно, в 1922 году старый инструктор, с восхищением рассказывавший учлетам об Арцеулове, не мог знать и предвидеть это. Он окончил свой рассказ возгласом:
– Вот какой человек наш начлет!
Со всех сторон посыпались вопросы:
– А давно он летает?
– Сколько ему было лет, когда он совершил свой подвиг?
– Расскажите еще что-нибудь о его жизни…
И беседа продолжалась.
Кое-что из того, что рассказывал инструктор, запечатлелось у меня в памяти. Но гораздо больше узнал я позднее, когда вновь встретился с Арцеуловым и подружился с ним.
…Прапорщику Арцеулову было всего двадцать пять лет, когда он победил штопор, но он уже насчитывал более десяти лет авиационного стажа.
Дедом Кости Арцеулова по матери был знаменитый художник Иван Константинович Айвазовский – певец моря, чьи картины украшают многие музеи мира. Костя пошел в деда. Еще в детстве у него проявились незаурядные способности к рисованию и живописи. Казалось бы, у него были все основания стать художником. Но его притягивал воздушный океан.
Впервые он попробовал летать, когда ему было четырнадцать лет. Кончился этот полет… пожаром.
