Во всяком случае, его вполне устраивал парк-сад. Вокруг дома — пальмы, кедры и кипарисы. По стенам вились побеги вистерий и бугенвиллей. Разумеется, в изобилии клумбы с розовыми кустами. На укрытых от ветра площадках росли вишневые и лимонные деревья, яблони; весной все было в цвету, осень приносила богатый урожай плодов. Наконец, имелась большая площадка для «бочча» — там по. вечерам Аденауэр соревновался в меткости со своими гостями.
В 1959 году Аденауэр провел на облюбованном им участке всего две недели. 12 сентября он уже был в Бонне. Сентябрь и октябрь не принесли особых забот. Союзники активно обсуждали между собой вопросы, относившиеся к планировавшейся на следующую весну конференции четырех великих держав на высшем уровне, однако для канцлера ФРГ места на этих форумах не находилось. 29 сентября де Голль выдвинул идею созыва предварительного саммита трех западных держав в декабре 1959 года, в котором, как он выразился, «на более поздней стадии мог бы принять участие Аденауэр». Короче говоря, в клубе «большой тройки» он был лишним.
В это время Аденауэру пришла в голову мысль несколько оживить практически замороженные отношения с Великобританией и лично с ее премьером. Была достигнута договоренность о его очередном визите в Лондон. Он был запланирован на ноябрь. 17 ноября западногерманская делегация — канцлер, министр иностранных дел Брентано, большая свита — прибыла в столицу Англии. Программа была довольно напряженная: достаточно сказать, что первая беседа с Макмилланом состоялась уже в день прибытия делегации. Премьер принял своего западногерманского коллегу в старом здании казначейства, где как хозяин старательно объяснял гостю, некогда проходили заседания кабинета министров, на которых в качестве председателя фигурировал сам монарх. Это было во времена королевы Анны, преемник которой, Георг I, был выходцем из Ганновера, говорил исключительно по-немецки и не желал учить английский. Об этом Макмиллан также подробно поведал Аденауэру, рассчитывая, видимо, что того развлечет этот исторический экскурс в область немецко-британских отношений.
Вообще говоря, английская сторона тщательно подготовилась к этому визиту. Посольство в Бонне старалось собрать как можно больше информации о личных качествах и внутреннем мире Аденауэра и снабдить ею тех, кому предстояло вести с ним официальные переговоры. Представляет интерес, в частности, отчет одного из британских промышленников о встрече с министром аденауэровского кабинета Зигфридом Бальке, который, что несколько странно, сам попросил себя проинтервьюировать. На основе высказываний Бальке был составлен следующий психологический портрет нашего героя: «Аденауэр — очень плохой слушатель. Он принадлежит к старой школе государственных деятелей, для которых политика существует ради самой политики; она имеет в их глазах некую традиционную самодовлеющую самоценность, и именно поэтому он так обожает де Голля. Римский договор для него — это католический альянс, созданный для того, чтобы возродить империю Каролингов в форме «третьей силы», оплота против коммунистов, с одной стороны, и против иностранцев-еретиков,, с другой. Британцы, будучи протестантами, для него, безусловно, относятся к этой второй категории, и со времени визита премьер-министра в Москву он полон подозрений относительно нашей трапезы с дьяволом вне зависимости от того, насколько длинной ложкой мы при этом пользуемся». Эта характеристика, разумеется, несколько одностороння, в ней явно преувеличена склонность Аденауэра к мышлению в духе «третьей силы» — он был твердым сторонником НАТО, однако она отражает широко распространенное. в свое время мнение.
Возвращаясь к лондонскому визиту федерального канцлера, можно отметить, что он прошел в целом неплохо. На Макмиллана должное впечатление произвела жизненная энергия его 83-летнего собеседника, буквально брызжущая через край. Все разговоры о старческой немощи и слабоумии оказались ерундой. Макмиллан решил откровенно высказать бундесканцлеру свои претензии за его уколы но адресу английской политики. В своем дневнике премьер отметил, что Аденауэр, «как казалось, был удивлен и рассержен, однако Брентано и его люди получили явное удовольствие от моей прямоты». На следующий день переговоры были продолжены и вроде бы шли вполне удовлетворительно, но запись в дневнике Макмиллана о поведении аденауэровских подчиненных носит уже иной характер: «Главная проблема состоит в. том, что они все боятся его как огня».
Визит залечил кое-какие старые раны, но англо-западногерманские отношения так и не достигли уровня той сердечности, какая была свойственна им до 1958 года. Вскоре открылись новые раны, причем в отношениях ФРГ не только с Великобританией, но и с двумя другими западными державами — США и Францией. 19 декабря начал работу созванный по инициативе де Голля «западный саммит» — без Аденауэра. В повестке дня этой встречи была выработка общей позиции на предстоящей конференции в верхах с Хрущевым, предполагалось определить и дату ее проведения. Поскольку главным пунктом повестки дня был германский, Аденауэр имел все основания быть обиженным, что его не допустили к участию в соответствующих дискуссиях. Дело, однако, было в том, что де Голль и Макмиллан хотели обсудить с американским президентом более широкий круг вопросов, нежели только германский; де Голль, в частности, отнюдь не оставил своего плана создания «трехстороннего директората» в НАТО; ФРГ в данном случае была на положении третьего лишнего.
Аденауэра пригласили в Париж, только чтобы проинформировать его о результатах тройственного саммита. От де Голля он узнал, что форум прошел «очень хорошо» и что совещание четырех держав на высшем уровне намечено на май 1960 года. Аденауэр пытался убедить представителей трех западных держав не идти ни на какие изменения сложившегося статуса Берлина, то есть фактически вернуться к позиции, которую они занимали до Женевского совещания министров иностранных дел. Между тем американцы после смерти Даллеса как раз стали проявлять интерес к различным планам и сценариям нового будущего для Берлина. Самому Эйзенхауэру уже до смерти надоели скучнейшие лекции Аденауэра насчет угроз, исходящих от «атеистического коммунизма». Тот же Макмиллан, записывая свои впечатления о встрече трех западных лидеров с Аденауэром, состоявшейся в тот же день, 19 декабря 1959 года, отметил: «Президент был очень тверд и даже грубоват. Его, что называется, «достали». Получив слегка по шапке, немецкий канцлер смешался и больше не брал слова». Словом, Аденауэру дали понять, кто есть кто и что он не принадлежит к клубу избранных.
