Ознакомительная версия.
21 сентября я выезжаю в Буенос-Айрес стречать семью. И радость, и что-то сердце не так, чувствуется. Получаю звонок, Георгий сообчает:
– Ларькю и Василису[524] не пускают, что делать?
– Пускай одна Елена остаётся с ними, а вы все не теряйте билеты, вылетайте.
Вот тебе и предчувствие… Проклятый дурдом! Вася с ними – значит, успел оформить загрань паспорт. Елене тоже наказал терпеть и действовать, она плачет и мня за собой тянет.
22 сентября 8:00 часов прилетает наш рейс. Стою нервничаю, народу много, ждут своих. Вот и наши показались. Мы встретились, и все наплакались. Я очнулся, смотрю: весь народ опешил, смотрит на нас. Да ето понятно: что разна[525] одёжа и мы сами разны. Поехали на терминал «Ретиро».
– Что случилось? Рассказывайте, почему не выпустили Ларькю и Василису.
– У Ларьки на новым паспорте нет временного проживания.
– Но есть ксерокопия, заполненна консулом уругвайским.
– Но ето не признают.
– Вот уроды! А Василиса?
– Не признают, что приписана к матери́нному паспорту. И Ларькя несовершеннолетняй, не может лететь без родителей.
– Ето просто издею́тся! Оне не имеют никакого права на наших детей, потому что сразу сказали: «Вы инострансы, и мы вас не признаём». Дак каку́ заразу городют? Вы нихто, а за границу нельзя?! – Я пришёл в бешенство. – На вас на самом деле подать в суд международный, нас насбирается много тысяч старовер, и хоро́ши адвокаты возмутся за ето, вам, паразитам, придётся хорошо за ето заплатить, тут миллиярдами пахнет! Или вы забыли? До вас, паразитов, бюджет России составлял шестьдесят процентов староверческой, а народу сколь сгубили невинного! Ето вам не геноцид?! – Тут меня все стали уговаривать.
Но на самом деле, ето толькя подумать: разлучить семью на границе! В порядошных страна́х всё решается на границах, тут одно могут сделать по закону: ежлив лишно прожил, то красный знак и пять лет не можешь заехать в страну. А тут ничего не понятно.
Я много чего умалчиваю, но хочу помянуть следующа, потому что разражают паразиты. В России очень много нелегалов, и етим паразитам ето выгодно. Нелегал не имеет никаку силу, он приезжает, думает, что попал на родину и будет ему здесь лучше. Но внимание: чичас которы страны отпали от России, оне русских ненавидют и вырезают их невинных из-за проклятых русских чиновников. И здесь им несладко приходится. Во-первых, УФМС вытрясает всю ихну душу. Оне являются нелегалами, превращаются в рабов даровыми. Хоть землю грызи, а жить надо, вот много раз и превращаются и преступниками. А кавказцам ишо хуже, оне даже боятся ездить на метро, им такси выходют дешевле, чем менты. Были случаи даже таки́, и оне и час есть. Идут два кавказца, выходют наверх из метро, мент остановил: «Дайте паспорт», потом повёл в ментовку, содрали с них по пятьсот рублей и отпустили. Оне пошли, с другой стороны подходит другой мент и ташит их туда же. Оне спорют, что уже заплатили, но пришли туда, оказалось, что, кому заплатили, их нету. Вот и выходит, что такси дешевле, а у ментов хороший бизнес. Курский железнодорожный вокзал реставрировали кавказцы, работали двадцать четыре часа, по двенадцать за смену, за четыре месяца всё стало ново до неузнаваемости. Но кавказцы жили в контейнерах в три-четыре этажа и зиму коротали в таких условиях за копейки, а хто-то набивает мешки богатством. А местно население: «Ну, понаехали сюда чурки!» А то́ не понимают, что их тоже сманивали, как и нас, и бросили на произвол судьбы.
Ну ладно, приезжаем в Аньелё, и домой. Марфа слезла, обошла избушку и потупилась:
– Что, тут жить? А лучше не нашли?
– Пока нет, зато аренду не платить.
Вижу, все невесёлы. Как назло, погода испортилась, слякоть, всё мокро, избушка бежит[526], холодно, хоть уже весна, но ветры холо́дны. Так возле костра и сидели.
Я пошёл набрал вина и загулял. Все обиделись, а я молчу да пью. И так пробусил четыре дня. Андриян взбесился, стал ругаться, страшать:
– Уйду из дому!
– Да хоть все уйдите, я и жить не хочу. – Все затихли.
Но я перестал пить. Когда оздоро́вел, Андриян попросил поговорить.
– Ну, говори.
– А что, всегда так будет продолжаться?
– А что?
– Как что? Ты гуляшь, и всё мёртво стоит.
– А хто вам не даёт работать?
– Дело не в том. Я не хочу, чтобы ты гулял.
– Но иди на все четыре стороны!
Он вспылил:
– А что, я не прав?!
Я выпил и не рад уже.
– А сколь я пережил и старался за всех вас и везде – хто ето оценил? И что я вам, стальной, что ли? Я выпил – хоть кому закричал или руку поднял?
– Нет.
– Но а что ишо надо?
– Дак ты как выключенной, ничё тебе не нужно.
– Вот за ето[527] и выпил, что уже невыносимо.
– Но нам неохота, чтобы ты пил.
– Ну что, молитесь, Бога просите, и нихто пить не будет. – Тишина.
Заговорил Георгий:
– Я за тятенькю. Сколь он перетерпел и вынес – любой загуляет. Он выпил сам себе, никому не мешал. Да, жалко, а что сделашь? Он правильно говорит: надо молиться Богу, и всё будет хорошо.
Все согласились, Андриян стал прошаться[528].
– Проститься – ето неплохо, но надо тоже понимать: я не от радости выпил.
– Ну что, прости, я вскипел.
– Но ты уже не маленькяй, тридцать лет, у самого уже пять детей. Что посеешь – то и будешь жать. Мои нервы уже не твои, и всё приходится терпеть. – Ну, простились.
Вскоре нашли трактор за шесть тысяч долларов «Массей Фергусон», пятьдесят лошадиных сил, мы его взяли, справили и начали чистить землю. Хто каналы чистил, хто жёг, хто на тракторе работал сменно – трактор не стоял, день и ночь готовили землю. После Покрова стали сеять всю овощь. У нас инструменту нету, но добрыя люди выручали.
Елена с горям пополам дочери сделала новый паспорт, но их не выпускают, уже к кому ни обращалась, все пробовали, но толку нету, она слезами улиётся[529], да ишо Ларькя начал пакостить. Но как-то вышли на Графову Лидию Ивановну, она Елену вызвала, всё узнала и узнала, что я ни в чем не виноват. Уговорила её: «Не плачь, я помогу тебе, бери билеты. В какоя число вылетаешь и на каким рейсе – позвони, и передай отцу, пускай позвонит». Елена ишо боялась, но Лидия Ивановна чётко сказала: «Не бойся, бери билеты, вас нихто больше не заденет».
Ровно через месяц Елена, дочь и брат пришли на паспортный стол на аеропорте «Шереметьево», тут снова заерепенились, Елена дала номер телефона Лидии Ивановны и сказала: «Пожалуйста, позвоните вот на етот номер». Оне позвонили, извинились и пропустили – вот как всё делается. Ето не закон, а тиранство. Встречать ездил Георгий. Большую по́мочь оказали Герман Стерлигов, Таня Геннадьевна, Зина Савиновна, Андрей Щеглов, Геннадий Анатольевич Медведев[530], отец Пётр, матушка Соломония, но решить нихто не смог, а Лидия Ивановна – звонок и всё.
Георгий привёз семью и не захотел с нами работать. Я обиделся: вот сколь ему помогал, и он не посчитал ето, да ишо и укорил, что ничто с нас не будет. И отец его запретил с нами знаться. Когда было ему трудно, и отец был не нужон, а теперь мы нихто. Ну хорошо, Бог видит, хто кого обидит.
Мурачевы собрались в Россию, мы их убеждали и всё рассказывали, но ето не помогло. Молодсы, пускай на своей шкурке испробовают. Едут оне по программе, так что им больше не вернуться.
У нас работа кипела, мы сумели расчистить двадцать гектар и засеять, посадили помидоры три сорта, перес, баклажаны, сладки четыре сорта тыквы, кабачки, арбузы, дыни, кукурузы сладкой, морковь, свёклу, капусту. Андриян нахватал выше рук, приходилось помогать полоть трижды. Он нет-нет да и психанёт – ето тёща, как он в неё выродил?
В ноябре в Аньелё праздник – День города. Мы часто заходили к Уго в телефонку, и вот он новость рассказывает:
– Завтре на праздник приедет губернатор со своей комитивой[531], ето вам момент сделать запрос земли под деревню. Даниель, приготовь презентацию и что вам нужно.
– Уго, у меня давно всё готово.
– А ты можешь привезти вечером?
– Да, привезу.
Вечером я привёз, ето от руки составлено, Уго проверил, одобрил и подсказал:
– Давай мы ето наберём на конпьютере, жена Сусанна ето всё напишет.
А вот и Хасинто – ето наш глава города. Уго нас представил, он доброжелательно руку мне пожал и сказал:
– Рад познакомиться, мы про вас слышим добро́, и за столь мало время вы показали чудеса. Говорят, много земли разработали.
– Ну, сколь смогли, но ето не много, всего двадцать гектар.
Он смеётся:
– И ето вам мало?
– Да, мало.
– А сколь бы вы хотели?
– Ну, первый год хотя бы пятьдесят гектар.
– А что помешало вам?
– Начали поздно, инструменту нету, и деняг нету.
Он смеётся:
– Молодсы! А в чем мы можем вам помогчи?
Уго вмешался и сказал:
– Хасинто, Даниель приготовил презентацию проекта под деревню русскую, ето как-то надо помогчи, чтобы он сам передал губернатору в руки.
Ознакомительная версия.
