11 апреля самолет с пребывающим в наилучшем расположении духа Аденауэром и обычной его свитой (на этот раз семью представляет другая дочь — Либет) вновь, как и год назад, берет курс к берегам Америки. Встреча с Кеннеди приносит канцлеру разочарование. Оба государственных деятеля не могут сказать друг другу ничего интересного и тем более приятного. Президент США еще только в процессе формулирования политического курса. Один из определившихся приоритетов — предотвращение распространения ядерного оружия. Но если он превратится в реальную политику, то это будет означать конец надеждам на придание ядерного компонента бундесверу. В кулуарах старый знакомый, Макклой, ныне специальный помощник президента по вопросам разоружения, пытается убедить Аденауэра смириться с границей по Одеру — Нейсе. Естественно, без всякого успеха. Кроме довольно банального коммюнике, вашингтонские переговоры ничего не дали.
Аденауэр чуть ли не рад, что его отдают на попечение вице-президента Линдона Джонсона, который везет его на свое техасское ранчо. Вдвоем они представляют собой странную пару. Вообще говоря, между ними как политиками много общего: Джонсон в свое время выиграл гонку за место сенатора большинством в дюжину голосов, причем многие считали, что решившие исход выборов бюллетени, оказавшиеся в урне избирательного участка какого-то заштатного городишка в Южном Техасе, были поддельными; Аденауэр, как мы помним, тоже был мастак на использование сомнительных избирательных технологий, так что они могли многое порассказать друг другу. Правда, Аденауэр не говорил по-английски, а Джонсон — по-немецки, да и вообще трудно было представить, как могли найти общий язык рубаха-парень в ковбойских сапогах и стетсоне и старичок педант в строгом темном костюме.
Тем не менее хозяин ранчо очень старался, чтобы его высокий гость чувствовал себя как дома. Он отпускал через переводчика всяческие комплименты по адресу ФРГ как страны, которая может и должна принимать участие в обсуждении важнейших вопросов международной жизни, однажды он даже назвал ФРГ «великой державой». Труднее пошло дело, когда Джонсон начал объяснять, почему сорвалась высадка в заливе Свиней бригады завербованных ЦРУ кубинских эмигрантов. Аденауэр сделал приличествующее случаю печальное лицо и не стал задавать глупых вопросов. Он с воодушевлением сыграл роль любителя техасских барбекю и даже позировал перед телекамерами в шляпе, которая выглядела совсем как Стетсон, причем даже не десяти, а двадцатигаллонный.
Однако пора было собираться домой. «Домой» — это означало отнюдь не Бонн, а вначале Рендорф, потом и вовсе — Канденаббию. Коротко проинформировав правление ХДС о своих американских впечатлениях (Джонсона он охарактеризовал как «почти европейца» — несколько странный комплимент), Аденауэр 29 апреля вновь отправился на виллу «Коллина». Главным развлечением там была по-прежнему игра в «бочча». Впрочем, покоя не давали мысли о предстоящих в сентябре выборах. Брандт был опасный конкурент не в последнюю очередь потому, что он был из того же поколения, что и Кеннеди. Все это канцлер подробно обсудил с де Голлем, который 20 мая, через шесть дней после возвращения Аденауэра из Италии, прибыл с визитом в Бонн. Это был первый официальный визит в ФРГ первого президента Пятой республики. Оба — де Голль и Аденауэр — уединились в рендорфском доме, с ними были только их личные переводчики. В центре бесед были Кеннеди, его предстоявшая встреча с Хрущевым в Вене и, конечно, угроза победы социал-демократов на осенних выборах в ФРГ. Оба пришли к единодушному выводу, что Хрущеву нельзя уступать, но на вопрос Аденауэра, как считает де Голль, готовы ли англичане пойти на «политическое взаимодействие» в рамках ЕЭС, его собеседник высказал нечто маловразумительное и допускающее самые различные толкования — он уже начал плести свою паутину, в которую должен был попасть западногерманский лидер.
Тот, в свою очередь, все больше погружался в перипетии избирательного марафона. События мировой политики, в том числе прямо затрагивающие немцев, проходили мимо него как бы но касательной. Началась и закончилась венская встреча Кеннеди с Хрущевым. Последний выступил с очередным ультиматумом, повторив, что, если до конца года не будет достигнуто соглашения но Берлину, он подпишет мирный договор с ГДР. Кеннеди подтвердил старую американскую позицию, заявив в известном обращении к нации 25 июля, что численность американских войск в Германии будет в экстренном порядке увеличена. «Мы стремимся к миру, но не пойдем на капитуляцию», — заявил он в заключение речи.
В мире запахло ядерным пожаром, но Аденауэра ничто не могло заставить покинуть так понравившуюся ему виллу «Коллина», куда он отбыл 26 июля, рассчитывая пробыть там минимум две недели. Почти незамеченным для него прошло и сделанное 31 июля Макмилланом заявление о том, что Великобритания официально подает заявку на вступление в ЕЭС. Все поглощали партии в «бочча».
Аденауэр вернулся из Италии 10 августа и сразу с головой окунулся в избирательную кампанию. Хрущев к тому времени уже прекратил свои садистские игры вокруг Западного Берлина; если он когда-то и намеревался захватить его, то теперь понял, что из этого ничего не выйдет. Однако ситуация продолжала оставаться напряженной. В июле поползли слухи, что граница между Восточным и Западным Берлином будет вскоре закрыта; за один только этот месяц на запад ушли тридцать тысяч граждан ГДР; поток беженцев не иссякал. В начале августа Кеннеди сделал верный прогноз: «Хрущев теряет Восточную Германию. Он этого не может допустить. Если уйдет Восточная Германия, то уйдет и Польша, и вся Восточная Европа. Он что-нибудь сделает, чтобы остановить поток беженцев. Может быть, это будет стена».
Так оно и произошло. Рано утром в воскресенье 13 августа группы восточногерманских рабочих, действуя под прикрытием полицейских, начали возводить ограждения из колючей проволоки на границе между советским и западными секторами Берлина, а также по внешнему обводу западных секторов. Западные союзники были захвачены врасплох. Кеннеди был в своей летней резиденции в Хайяннис-порт, Макмиллан охотился на фазанов в Шотландии. Целых два дня никто ничего не предпринимал.
Реакция Аденауэра была такой же вялой. В половине пятого утра, за два часа до того, как он обычно отправлялся на мессу, в его рендорфском доме раздался звонок: это был Глобке, который и сообщил ему новость о событиях в Берлине. Она не помешала ему как ни в чем не бывало отправиться через два часа в церковь. Позвонил министр но общегерманским вопросам Эрнст Леммер, умоляя его немедленно вылететь в Берлин. Аденауэр ответил категорическим отказом. 14 августа он появился на телевизионном экране вместе с Брентано, сообщив немецкому народу, что оснований для паники нет. К тому времени место колючей проволоки уже начала занимать стена.
