В Норвегии в ту пору не существовало никаких ограничений на поездки по стране для дипломатов социалистических стран, так что нужды в постоянных запросах на разрешение местного МИДа поехать куда-либо не было. Это, естественно, лишало норвежцев информации о планах поездок Иванова по стране, а Евгению Михайловичу позволяло нередко разъезжать по провинциальным норвежским городам относительно беспрепятственно.
Но на этот раз «Понтиак» Иванова был под контролем. Евгению Михайловичу пришлось изрядно попотеть, чтобы избавиться от «хвоста», вызвать «Феба» по телефону, накоротке встретиться с ним в близлежащем ресторане и получить интересовавшие Центр материалы по военно-морским учениям. Однако на выезде из Кристиансана дорогу Иванову перегородила полицейская машина. Евгений Михайлович был вынужден остановиться. Подошедший к Иванову полицейский тут же начал его расспрашивать:
— Где вы были? Что вы делали в Кристиансане?
Если бы этот норвежский полицейский рискнул заглянуть в бардачок «Понтиака», то миссии советского военного разведчика в этой стране сию же минуту пришел бы конец. Там лежали совершенно секретные материалы, переданные Евгению Михайловичу «Фебом». Иванов такого развития событий допустить никак не мог, поэтому сразу же решительно пошел в наступление:
— Как вы смеете останавливать дипломата?! Кто вам дал право меня допрашивать?! Нравится мне этот город. Вот я сюда и приехал. В закрытые зоны не заезжал. Немедленно прекратите этот незаконный допрос. Или я буду жаловаться.
Полицейскому ничего не оставалось, как подчиниться этим обоснованным требованиям дипломата. Опасность миновала, и Евгений Михайлович благополучно доставил материалы «Феба» в советское посольство в Осло.
Центру, естественно, было важно знать, где и как достают завербованные Ивановым агенты секретные документы. Евгений Михайлович предоставил Москве такую информацию. Как оказалось, у обоих «Фебов» для получения секретных материалов были прекрасные возможности. И тот и другой работали высокопоставленными штабными офицерами, имевшими допуск к секретной информации. Но если в других странах разведчикам для получения такого рода сведений пришлось бы, по всей вероятности, снабжать завербованных ими агентов миниатюрными фотокамерами, диктофонами или мини-копировщиками, то процедура, действовавшая в середине 50-х годов в штабе норвежских ВМС, максимально упрощала стоявшую перед советской разведкой задачу.
По существовавшему тогда в Норвегии положению офицеры штаба сами оформляли акты на уничтожение секретных документов. Сами их и подписывали. Невероятно, но факт. В итоге «Фебы» могли не копировать секретные документы, а выносить их из штаба в своих портфелях для дальнейшей передачи Иванову. Нужно было лишь оформить фиктивную справку об их уничтожении, что они и делали без особого труда.
В советской армии и на флоте такое пренебрежение элементарными требованиями безопасности было немыслимо. В Генштабе, например, за уничтожение секретных документов отвечали так называемые «тройки». Члены ее составляли акт и совместно уничтожали документы на глазах друг у друга. Такая процедура обеспечивала как необходимый контроль, так и безопасность. Норвежский же вариант предоставлял отличную лазейку для злоупотреблений. Неслучайно поэтому оба «Феба» так легко пошли на сотрудничество. В Центр в результате такой работы шел не ручеек, а целый поток секретной информации.
Обеспечение безопасности «Фебов» было достаточно сложным и кропотливым делом. Оно требовало постоянного внимания, максимальной сосредоточенности и осторожности. С инструкциями, которые Иванов готовил для агентов, согласуясь с интересами и запросами Центра, дело было проще, ибо ориентировать «Фебов» практически не представлялось необходимым. Оба они были профессионалами высокого класса. Прекрасно понимали значение конспирации. Кроме того, они без особого труда самостоятельно могли определить, какая именно информация могла заинтересовать Москву. Скажем, им было ясно, что сама Норвегия с ее тремя дивизиями советскую военную разведку ничуть не интересовала, натовские же планы — совсем другое дело. Особенно планы действий на северном фланге НАТО в случае возможной войны с СССР. Ведь Норвегия была участницей и одним из потенциальных исполнителей этих планов. Допустим, в штабе НАТО создавался фронт в составе пятнадцати дивизий. И хотя в их составе было лишь три норвежских полка, но и они должны были, так сказать, идти с остальными частями в ногу. А для этого норвежцам, естественно, нужно было знать свои цели и задачи: что и где обойти, где нанести удар и так далее. Вот такого рода информация и шла в Центр через Евгения Михайловича Иванова от обоих его «Фебов».
Центру оставалось лишь не задерживать оплату услуг своих норвежских агентов. В среднем оба получали от Иванова ежемесячно сумму, равную их тройному окладу штабных офицеров. За некоторые документы особой важности Евгению Михайловичу разрешалось выплачивать «Фебам» премиальные, что случалось, впрочем, довольно часто.
Командировки «Фебов» за рубеж также субсидировались Центром из кассы резидентуры ГРУ в Осло. За рубеж — преимущественно во Францию, Бельгию, Великобританию и США — часто ездил «Феб» второй. Как правило, это были поездки на различные совещания натовских военных органов. Перед каждой такой командировкой «Феб» получал от Иванова кругленькую сумму в валюте той страны, куда он направлялся. Ну а Евгений Михайлович по возвращении норвежца в Осло отправлял в Центр очередную порцию конфиденциальных документов с последнего совещания натовских экспертов.
И все же в море этих важных документов были и свои, так сказать, жемчужины — материалы, представлявшие по тем или иным причинам в то время наибольший интерес для советского военно-политического руководства. Сам Иванов, естественно, не всегда мог правильно оценить приоритетность поставляемых им материалов, находясь в Норвегии. Да этого от него Центр чаще всего и не требовал. Когда же Иванов вернулся в Москву, ему было, конечно же, любопытно узнать об оценке Центром тех документов, которые поставляли «Фебы».
Генерал-лейтенант Коновалов, бывший тогда одним из руководителей стратегической разведки ГРУ, отвечая Иванову на этот вопрос, как-то заметил:
— Обо всех добытых тобою документах сказать не смогу. Они ведь по разным отделам управления разошлись. Но вот мне лично один запомнился очень хорошо. Он поступил от «Феба» первого, кажется. Речь в нем шла о шумности советских ударных подводных лодок. Тот документ сыграл заметную роль в обеспечении стратегической обороны страны. Да и сэкономил советскому бюджету не один миллион рублей при разработке и строительстве ударных подводных ракетоносцев.
