В «Автобиографии» Агата задается вопросом, «продолжала ли бы Мэдж писать, если бы не вышла замуж» (вероятно, то, что она вышла-таки замуж, было для Агаты большим облегчением)? Мэдж принадлежала к той породе женщин, которые в наши дни предпочитают оставаться незамужними, — скорее всего ей бы это подошло лучше всего. Возможно, будь жив Фредерик, она не стала бы женой Джеймса Уоттса, потому что Фредерику он не нравился. Но Мэдж и Агата получили в наследство всего по сто фунтов годового дохода от имущества Миллеров. В 1910 году это было не совсем уж пустяком, однако мысль о том, что Мэдж найдет надежное пристанище под крышей Эбни, была для Клары утешением, и воспротивиться такой перспективе она не смогла, поскольку в вопросе о деньгах была реалисткой. По собственному опыту она с детства знала, какой ущерб может нанести их недостаток. Поэтому она поощряла молодую пару не затягивать со свадьбой, и — хотя сама Мэдж считала это излишней торопливостью — брак был заключен через девять месяцев после смерти Фредерика. «Мама уверяла, и, думаю, в этом была доля правды, что с течением времени, когда они с Мэдж сблизятся еще теснее, расставаться станет труднее».[43]
В промежутке между смертью Фредерика и замужеством Мэдж отношения Клары со старшей дочерью приобрели глубину сокровенности. Они вместе отправились на три недели на юг Франции, оставив Агату одну в Эшфилде. Она не возражала; «формально она стала хозяйкой дома»,[44] наслаждалась этой ролью, заказывая Джейн, что приготовить ей на обед, и смутно сознавала, что для только что овдовевшей женщины взрослая дочь — более подходящая компания, чем добродетельная девочка, невразумительно блеющая что-то про рай. Если бы Мэдж не вышла замуж так скоро, вероятно, отношения Агаты с Кларой сложились бы в значительной мере по-иному. Но случилось так, как случилось, и начиная с 1902 года до конца жизни Клары Агата была для нее главной дочерью.
Агата сделала Мэдж персонажем рассказа «Дом красоты»,[45] написанного в 1908 году, и некоторых других своих ранних рассказов, которые были опубликованы позднее. Аллегра Керр очаровывает героя, Джона. «Она была потрясающе деловитой. Ее деловитость, казалось ему, была скорее продуманной, нежели естественной. Но за всем этим крылось что-то еще. Прерывистые, капризные вспышки — словно таинственный блуждающий огонь, который в старину заманивал мужчин в болота». Она с легкостью отбивает Джона у своей младшей подруги Мейзи, которая в него влюблена. «Ты злая, Аллегра», — говорит ей Мейзи. «Зато умею будоражить, дорогая моя», — отвечает та.
В «Неоконченном портрете» есть персонаж, отчасти списанный с Монти, но нет списанного с Мэдж. Сестра Селии Джой умирает в юности. Видимо, Агата не желала, чтобы в книгу вторгалась доминирующая индивидуальность Мэдж с ее собственными взаимоотношениями с матерью, с умением очень многое делать лучше героини: флиртовать, шутить, рассказывать истории, рисовать, лицедействовать, сочинять. Когда пьеса Мэдж «Претендент» была принята к постановке — в 1924 году она шла на сцене Королевского театра на Шафтсбери-авеню, — Агате положено было выражать восторг по этому поводу, она и выражала. Но равновесие их отношений, восстановившееся было за предыдущие четыре года благодаря литературным успехам Агаты, снова нарушилось. Трудно найти неревнивого автора, тем более — неревнивую сестру. У Агаты появилось ощущение, что Мэдж, всего на секунду небрежно нажав мыском туфли на педаль акселератора, вмиг обошла ее на несколько миль.
Она-то считала, что Мэдж у нее под контролем — пополневшая в талии мать уже взрослого сына (Джек родился в 1903 году), запертая в своем мрачном поместье, в то время как ее «такая несообразительная» сестра срывает рукоплескания публики. Но ей следовало помнить, что в возрасте восемнадцати лет, играя в «признания», ее сестра на вопрос: «Каково ваше представление о счастье?» — ответила: «Быть успешной». И от этого представления Мэдж, как выяснилось, еще не отказалась.
С каким блаженным ликованием она растравляла эту Агатину рану, пока шли репетиции «Претендента»! Сюжет пьесы был основан на реальной истории сэра Чарлза Тишборна — эдакого Мартина Герра[46] времен королевы Виктории, — который в 1870-х годах претендовал на титул баронета и вынужден был подвергнуться суду, чтобы доказать подлинность своей личности. Мэдж наслаждалась прихотливыми поворотами собственного сюжета — она выписывала его хитросплетения с куда большей легкостью и небрежностью, чем это сделала бы Агата. «Неопытные драматурги склонны к чрезмерной расточительности в отношении собственных сюжетов», — отмечал автор благожелательной в целом рецензии в «Таймс». Пробиться на профессиональную сцену — незаурядное достижение для драматурга-любителя. Для Клары это стало в некотором роде триумфом, ибо именно она вселила в Мэдж уверенность, что та может написать пьесу для фешенебельного уэст-эндского театра, и сама Мэдж упивалась каждой минутой своего успеха. Когда-то она написала в «Альбоме признаний», что Лондон — это место, где ей больше всего хотелось бы жить. В сорокапятилетнем возрасте она наконец попала туда, поселилась в роскошном районе Мейфэр, в «Гарден клаб», каждое утро являлась в театр, вооруженная своей снисходительной самоуверенностью, и ошарашивала ею режиссера Бэйзила Дина. Привычный к капризам актеров и невротическим выходкам авторов, тот был до полусмерти зачарован непоколебимым величием «миссис Уоттс». Во всяком случае, так она преподносила это своим родным.
«Мои Два Самых Дорогих [писала она мужу и сыну в Эбни], все идет настолько хорошо, что, по мнению Бэйзила Дина, спектакль может быть выпущен раньше, чем предполагалось… Я сочла, что конец третьего акта „слабоват“, — всегда так считала. Мне захотелось, чтобы у Фэй Комптон здесь был монолог, спросила об этом у Б. Д., и он ответил: „Делайте все, что сочтете нужным; стоит вам захотеть — и вы напишете его потрясающе. В любом случае, что бы вы ни сделали, я — за“. Удивлены? Да, я опять за машинкой!
…Я решила снова переехать в „Браунз“ [отель]. Сказала, что апартаменты нужны мне не с 16-го, а с 11-го. Оказалось, что все забронировано, но стоило мне упомянуть пьесу, как они чуть с ума не сошли и сказали: „Ну конечно! Мы предоставим вам апартаменты, кто бы на них ни претендовал!“ В такие моменты чувствуешь себя всесильной. Надеюсь, я не кажусь вам слишком самодовольной?..»
Агата жила тогда в Саннингдейле, неподалеку от Лондона, поэтому Мэдж иногда приезжала к ней на выходные: «Вчера, в воскресенье, ездила в Саннингдейл, но была такой усталой, что то и дело уходила поспать!» Вполне вероятно, сама она была в то время весьма утомительна, особенно для Агаты, которая, по словам Мэдж, «безумно хотела побывать на репетиции» (не исключено, чтобы взбодрить себя, убедившись, что «Претендент» не шедевр). По тону писем Мэдж можно догадаться, как она должна была раздражать сестру. «Писала и печатала всю ночь… Б. Д. вернулся минут через пять, схватил меня за руку и сказал: „Господи! Вы настоящая писательница — это потрясающе!“ Вот так. Он теперь считает меня почти гением… Они не могут без меня обходиться».
