Было 6 часов, когда мы возвратились, и эти два ангела простояли на площади до без четверти одиннадцать, ожидая нас. И что за ноги нужно иметь, чтобы простоять, не сходя с места, пять часов подряд!
Вторник, 15 февраля. Р. приходит к нам сегодня, и тотчас же его начинают расспрашивать, кто этот господин. «Это граф А., племянник кардинала!» Черт возьми! Он и не мог быть никем другим.
Граф А. похож на Ж., который, как известно, замечательно красив.
Сегодня вечером, так как он смотрел на меня меньше, я больше могла смотреть на него. Итак, я смотрела на А. и хорошо разглядела его. Он хорош собой, но нужно заметить, что мне не везет, и что те, на кого я смотрю, не смотрят на меня. Он лорнировал меня, но прилично, как в первый день. Он также много рисовался, а когда мы встали, чтобы выйти, он схватил свою лорнетку и не отрывал глаз.
– Я спросила вас, кто этот господин,- сказала мама Р.,- потому что он очень напоминает мне моего сына.
– Это славный юноша,- сказал Р.- Он несколько passerello, но очень весел, остроумен и хорош собой.
Я в восторге, слыша это! Давно уж я не испытывала столько удовольствия, как сегодня вечером. Я скучала и была ко всему равнодушна, потому что не было никого, о ком мне думать.
– Он очень похож на моего сына,- говорит моя мать.
– Это славный юноша,- говорит Р.,- и если вы хотите, я вам представлю его, я буду очень рад.
Пятница, 18 февраля. В Капитолии сегодня вечером большой парадный бал – костюмированный и в масках. В одиннадцать часов мы туда отправляемся – я. Дина и ее мать. Я надела черное шелковое платье с длинным шлейфом, узкий корсаж, черный газовый тюник, убранный серебряными кружевами, задрапированный спереди и подобранный сзади в виде грациознейшего в мире капюшона, черная бархатная маска с черным кружевом, светлые перчатки, роза и ландыши на корсаж. Это было очаровательно. Наше прибытие производит величайший эффект.
Я очень боялась и не смела ни с кем заговорить, но все мужчины окружили нас, и я кончила тем, что взяла под руку одного из них, которого никогда и в глаза не видела. Это очень весело, но я думаю, что большинство меня узнало. Не нужно было одеваться с таким кокетством. Ну, да все равно.
Трое русских подумали, что узнали меня, и пошли сзади нас, громко говоря по-русски в надежде, что мы как-нибудь выдадим себя. Но вместо того я собрала целый круг вокруг себя, громко говоря по-итальянски. Они ушли, говоря, что были глупы и что я итальянка.
Входит герцог Цезаро.
– Кого ты ищешь?
– Графа А… Он придет?
– Да, а пока останься со мной… изящнейшая женщина в мире!
– А! Вот он… Мой милый, я тебя искала.
– Ба!
– Но только, так как мне в первый раз придется слушать тебя, позаботься о своем произношении, ты сильно теряешь вблизи. Позаботься о своем разговоре!
Должно быть, это было остроумно, потому что Цезаро и два других начали смеяться как люди чем-либо восхищенные. Я ясно сознавала, что все они узнают меня.
– Тебя узнают по фигуре,- говорили мне со всех сторон.- Почему ты не в белом?
– Ей Богу, думаю, что я играю здесь роль подсвечника,- сказал Цезаро, видя, что мы не перестаем говорить с А.
– Я тоже думаю!- сказала я, уходя.
И, взявши под руку молодого фата, отправилась гулять по залам, занимаясь всеми остальными не более, чем уличными собаками.
А. безусловно красив: матовый цвет лица, черные глаза, нос длинный и правильный, красивые уши, маленький рот, недурные зубы и усы двадцатитрехлетнего человека. Я называла его притворщиком, молодым фатом, несчастным беспутным, а он мне рассказывал серьезнейшим в мире образом, как он в девятнадцать лет бежал из родительского дома, окунулся по горло в жизнь и до какой степени он теперь всем пресыщен, что он никогда не любил и т. д.
– Сколько раз ты любила? – спросил он.
– Два раза.
– О! О!
– Может быть и больше.
– Я хотел бы, чтобы это больше пришлось на мою долю.
– Какая самонадеянность… Скажи мне, почему все эти люди приняли меня за даму в белом?
– Да ты на нее похожа. Оттого-то я и хожу с тобой. Я влюблен в нее до безумия.
– Это не очень-то любезно с твоей стороны – говорить таким образом.
– Что ж делать, если это так?
– Ты, слава Богу, достаточно лорнируешь ее, а она довольна этим и рисуется?
– Нет, никогда. Она никогда не рисуется… Можно сказать что угодно про нее, только не это!
– Однако очень заметно, что ты влюблен.
– Да влюблен, в тебя. Ты на нее похожа.
– Фи! Разве я не лучше сложена?
– Все равно. Дай мне цветок. Я дала ему цветок, а он дал мне в обмен ветку плюща. Его акцент и его томный вид раздражают меня.
– Ты имеешь вид священника. Это правда, что ты будешь посвящен? Он засмеялся.
– Я терпеть не могу священников. Я был военным.
– Ты? Да ты был только в семинарии.
– Я ненавижу иезуитов; из-за этого-то я и ссорюсь постоянно с моей семьей.
– Э, милый мой, ты честолюбив и тебе было бы весьма приятно, чтобы люди прикладывались к твоей туфле.
– Что за очаровательная маленькая ручка!- воскликнул он, целуя мою руку,- операция, которую он повторял несколько раз в этот вечер.
Я видела мужчин только на бульваре, в театре и у нас. Боже, до чего они меняются на маскированном бале! Такие величественные и сдержанные в своих каретах, такие увивающиеся, плутовские и глупые здесь!
Десять раз я оставляла своего молодого собеседника и десять раз он снова находил меня.
Доминика говорила, что пора ехать, но он нас удерживал. Нам удается найти два кресла, и тогда разговор меняется.
Мы говорим о святом Августине и аббате Прево.
Наконец, мы спасаемся с бала, никем не преследуемые, потому что все видевшие меня на улице стали меня узнавать.
Я веселилась и… разочаровалась.
А. не вполне нравится мне, и однако…
Ах! Этот несчастный сын священника унес мою перчатку и поцеловал мне левую руку.
– Ты знаешь,- сказал он,- я не скажу, что всегда буду носить эту перчатку на сердце,- что было бы глупо,- но это будет приятное воспоминание.
Понедельник, 21 февраля. Имею честь представить вам сумасшедшую. Посудите сами. Я ищу, я нахожу, я измышляю человека, живу только им, замешиваю его решительно во все, а когда он вполне войдет в мою голову, открытую всем ветрам, я начну скучать и, может быть, грустить и плакать. Я далека от того, чтобы желать этого, но говорю это по предвиденью.
Когда же наступит настоящий римский карнавал! До сих пор я видела только балконы, убранные белой, красной, голубой, желтой, розовой материей, и несколько масок.
Пятница, 25 февраля. Наши соседи появились, дама очень любезна; есть очаровательные экипажи. Троили и Джорджио – в прекрасной коляске с большими лошадьми и лакеями в белых панталонах. Это был самый красивый экипаж. Они забрасывают нас цветами. Дина совсем красная, и мать ее сияет.
