12-е мая. Бивак на берегу Аму-дарьи
Никогда со времени [49] начала похода не ощущали мы лучшего настроения духа, как теперь, во время стоянки близ Аму-дарьи. Не говоря уже о нравственной бодрости, оживившей всех нас с выходом из пустыни, мы могли, наконец, освежиться в соседстве реки и, уже не дрожа за каждою каплю воды, утолять величайшую из жизненных потребностей. Моральные и физическая силы, оправившись и окрепнув после тяжких испытаний, придавали всему отряду полную уверенность в успешном достижении цели нашего похода.
Простояв тут до 5 часов вечера, мы снялись с бивака и сделали небольшой переход вниз по берегу Аму-дарьи, всё таки по глубокому ещё песку. Когда путь наш удалялся хотя на незначительное расстояние от реки, становилось как-то грустно, являлось как бы опасение не увидать более этих вод, возвративших нам бодрость духа и силы. К счастью, на ночлег мы снова вышли к самому берегу.
13-е мая. Бивак на том же берегу
В четыре часа утра мы выступили далее по направлению, ведущему к городу и крепости Шурахану, и шли также по берегу реки, по крайне глубокому, местами, песку и при удушливой жаре; однако, не смотря на это, мы двигались в отличном настроении, зная, что, по приходе на ночлег, будем в состоянии утолить жажду и освежить тело.
14-е мая. Бивак вблизи Аму-дарьи
Сегодня мы опять сделали небольшой, подобный предшествующему, переход, хотя в некотором уже отдалении от реки; ничего замечательного по пути не было. Джигиты наши обещают, на следующем переходе, пахатные земли, некоторую растительность, траву и вообще признаки жизни и оседлости.
15-е мая. Бивак на большом арыке
Пройдя несколько вёрст от предыдущего ночлега, мы действительно вступили на пахатные и засеянные поля, и когда остановились на ночлег, то под ногами нашими растилался прекрасный корм для лошадей, а воду доставляли нам арыки оросительные канавы, посредством которых поливаются пахатные земли. Мы находились в семи верстах от Аму-дарьи, и верстах, приблизительно, в 30 от города Шурахана.
Прежде чем занести в мой дневник события замечательного дня 16-го мая и в виду того, что мы, со дня на день, ожидали приказания приступить к переправе через Аму, считаю необходимым сказать, какими средствами обладал наш отряд для исполнения такого трудного дела, как переход на левый берег широкой и быстрой реки. [50]
При открытии похода в Хиву, с Джизакскою, т. е. нашею колонною отправлен был из Чиназа, в инженерном парке один, весьма большой понтон; Казалинскою же колонною взято было три меньших размеров понтона. Все эти понтоны предназначались для плавания по Аму-дарье, с целю собирать местные перевозочные средства; кроме того, каждые два понтона могли быть соединяемы вместе и, таким образом, составлять паром для переправы. По присоединении к нам Казалинской колонны, бывшие при нём три понтона были сданы в отрядный инженерный парк. Когда же, на пути от Адам-крылгана, мы вынуждены были бросать и жечь многия вещи, то понтон Джизакской колонны, как весьма тяжеловесный, был зарыт в землю; следовательно, к Аму-дарье мы пришли уже с тремя понтонами или лодками. По взятии нашими уральскими казаками туркменского каюка, командующей войсками тогда же сделал распоряжение присоединить к этому каюку три наших понтонных лодки, посадить в них вооружённых стрелков и, с помощью бывших при сапёрной роте трёх матросов, отправить эти четыре судна под начальством разжалованного из капитан-лейтенантов в матросы, но уже произведённого в унтер-офицеры с возвращением дворянского достоинства, Зубова, для плавания по берегам Аму-дарьи. Этой маленькой речной флотилии приказано было захватывать все лодки и каюки, которые будут попадаться ей на пути её плавания.
Одновременно с нашим следованием вдоль берега Аму-дарьи к Шурахану, интендант отряда г. Касьянов, человек уже пожилой, но исполненный большой отваги, испросил позволение плыть на судне Зубова, так как импровизованная флотилия наша оставалась всё время на виду отряда и имела постоянное с ним сообщение, к г. Касьянову присоединился и професор зоологии г. Богданов. Эги три лица, находясь на передовой лодке речного отряда, не переставали охотиться за неприятельскими каюками и лодками, производили десанты на берег, вступали в перестрелку с туркменами, и успели завладеть несколькими их каюками. Действия их были так удачны, что, по приходе нашем к Ак-камышу, трофеи их состояли уже из 15 захваченных у неприятеля каюков, из которых четыре оказались очень большими.
Туркмены, следившие с противоположного берега за действиями нашей флотилии, и видя разгром, производимый Зубовым, но не зная о нашем приходе к Ак-камышу, пытались было уничтожить гребной отряд; с этою целью, они подвезли к берегу два [51] орудия и пустили в нашу флотилию до 23 ядер. Но Зубов так ловко лавировал, что умел уйти из под неприятельских выстрелов, не понеся никакой потери.
Когда же туркмены узнали, что мы уже находимся у Ак-камыша, против которого на противоположном берегу нарочно построена была ими небольшая крепостца, то, опасаясь, что мы решимся переправляться на этом самом, весьма удобном месте, они оставили Зубова, и поспешно заняли эту крепостцу, которую вооружили своими орудиями.
Командующий войсками, да и мы все, не зная ещё о том, что делается с нашей флотилиею и полагая, что неприятель находился в Шурахане, который он намеревался, будто, защищать, остановил весь отряд на удобной позиции по дороге, идущей прямо в этот город, и в семи верстах в стороне от Аму-дарьи. На избранном для бивака месте было много корма как для лошадей, так и для верблюдов. По близости находилось много кышлаков, или домов из глины и огородов, но жителей не было ни одного.
Мы уже часа два предавались отдохновению на нашей новой стоянке, стараясь спастись от нестерпимой духоты, как сын мой, бывший в этот день дежурным адъютантом при командующем войсками, вышел из палатки и приказал личному конвою генерала Кауфмана седлать лошадей. Я его спросил, что это значит, и получил в ответ, что командующий войсками, вместе с начальником отряда, отправляется осматривать местность у Аму-дарьи и нашу флотилию. Я опять спросил сына, следует ли ехать главной квартире за командующим войсками и получил утвердительный ответ.
Чувствуя себя сильно истомлённым жарой, и не очень здоровым, да и не предполагая ничего особенного в этой поездке, тем более, что командующий войсками не брал с собой ни какой части войск, кроме обыкновенного своего казачьего конвоя, я решился остаться в лагере. Впоследствии, я утешал себя тем, что в этом случае был не один, а многие из лиц главной квартиры остались также в лагере, вероятно, по одинаковым с моими соображением.
