Его печатно упрекали во взяточничестве, приписывали ему все театральные неурядицы и закулисные несправедливости, а какой-то досужий стихотворец даже переложил некоторые сцены из «Горя от ума» на его домашнюю жизнь. В этом переложении вся семья Павла Степановича фигурировала под собственными именами. Из всей этой пародии в моей памяти сохранились только заключительные стихи, произносимые устами Фамусова-Федорова:
Моя судьба еще ли не плачевна?
Ах, Боже мой, с кого же будет брать
Теперь Прасковия Сергевна [5]
Когда же несправедливые обвинения и позорящая брань газет дошли до последней степени, то есть, до нестерпимости, Федоров собрал аккуратнейшим образом все, что о нем было напечатано, и представил этот «литературный сборник» министру двора графу Адлербергу, прося отставки от службы, если граф придает какое либо значение написанному. Министр обласкал его, успокоил, и Павел Степанович продолжал по прежнему главенствовать в управлении императорскими театрами.
В последние годы жизни грудь Федорова была украшена многими русскими и иностранными звездами, которыми он гордился, хотя в тщеславии его нельзя было упрекать.
Гости Федорова. — Именины Павла Степановича. — Приживалка Елизавета Самойловна. — Жена Федорова. — Дочь Павла Степановича. — Шутки Федорова. — Сестры Павла Степановича.
В пятидесятых и шестидесятых годах, вечера Павла Степановича были очень оживленны, веселы и шумны. Его усердно посещали такие видные административные лица, как московский генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков, петербургский градоначальник Ф. Ф. Тредов, Л. В. Дубельт, граф С. П. Потемкин и мн. др. Также охотно бывали у него М. И. Глинка, A. Н. Даргомыжский, A. Н. Серов и прочие композиторы. А про артистов и говорить нечего, они были его постоянными гостями.
В день же именин, 15-го января, Павел Степанович всегда устраивал большой парадный бал, на котором постоянно присутствовало множество знакомых. Торжество, обыкновенно, начиналось с утра. После обедни вся школа собиралась в большой танцевальной зале, на женской половине, и ожидала появления именинника. Радостный и довольный, Федоров вступал в зал, и все воспитанники и воспитанницы хором приветствовали его поздравительными виршами, специально для этого дня сочиненными. Затем он принимал поздравления у себя на дому, при чем очень много времени уделялось на завтрак и обед. Вечер же начинался спектаклем на школьной сцене. Сперва представлялась какая-нибудь драматическая пьеса, а в конце великолепный дивертисмент с балетными сценами, при участии воспитанниц, но таких, как Муравьева, Суровщикова (Петипа), Лебедева, и т. п. впоследствии знаменитых балерин.
После этого спектакля все отправлялись на квартиру Павла Степановича и веселились до рассвета. Иногда на этих балах гостей ожидали сюрпризы. Так, например, в год появления нового танца «лансье», на именинах Федорова его исполнили четыре пары, в состав которых вошли первые балетные ученицы и лучшие танцовщики. На них были надеты эффектные французские костюмы и напудренные парики. В их исполнении «лансье» произвело впечатление, и тут же оно было признано всеми присутствующими лучшим салонным танцем. Однако, как известно, в России этот танец не привился.
Душою Федоровских вечеров был, разумеется, сам хозяин. Около него всегда группировалась вся компания; время проходило незаметно, и по обыкновению гости неохотно расходились по домам. Это красноречиво свидетельствует об уменьи Павла Степановича быть беспрерывно занимательным и заразительно веселым. Вечною мишенью его шуток и острот была некая старая девица Елизавета Самойловна, которую Федоров называл «Лизой». Эта фамильярность вызывала в ней потешную жантильность и комическое кокетство. Она была огромного роста, внушительной внешности, по выражению Павла Степановича, наводившей страх даже на тамбур-мажора Преображенского полка. В доме Федорова она пребывала с незапамятных времен, в качестве приживалки.
Жена Павла Степановича, бывшая актриса, Прасковья Сергеевна, была женщиною простою, с сомнительным образованием, полученным в дореформенном театральном училище, из которого выходили артисты очень часто безграмотными. Конечно, важное положение супруга, на которого она имела большое влияние, придавало ей известного рода лоск, однако своего происхождения и воспитания она замаскировывать не умела. Наружным видом она тоже не представляла ничего оригинального: роста была среднего, имела маленькие глаза и светло-русые волосы. Носила традиционные чепцы с разноцветными лентами и была пристрастна к спиртным напиткам, очень жаловала тех из гостей, которые поддерживали ей компанию в выпивке, и была откровенно равнодушна к тем, которые отказывались от ее общества среди бутылок. Разумеется эта невоздержность в супруге Федорову нравиться не могла, но он подчинялся ее беспокойному характеру и молчал. С этой стороны ему жилось не хорошо. Прасковья Сергеевна называла Павла Степановича «Полинькой», а он ее «Пашенькой». Это казалось трогательным и умильным.
Единственная дочь их, Евдокия Павловна, была очень невзрачною девицею. Красивыми чертами лица она не обладала, была бледна и малокровна, что хотя и гармонировало с ее светлыми волосами, но вовсе не было ни оригинально, ни очаровательно… Имела характер сентиментальный и влюбчивый; часто была задумчива и редко весела. Постоянно витала в сфере отвлеченных идей и выказывала склонность к меланхолии. Евдокия Павловна была превосходною музыкантшею и недурною художницей; день проводила за чтением романов, а вечер высиживала в опере.
Чадолюбивый отец не чаял в ней души и слышать не хотел об ее замужестве, хотя женихи и заявлялись. Павел Степанович всех искателей руки его дочери ненавидел и ни одному из них не позволял заикнуться о предложении. Он заранее обиняком уже отказывал наотрез. В это случае он был деспотом, им руководили эгоистические чувства. Федоров прежде всего потому не выдавал дочери замуж, что некому было бы встречать его персону по вечерам, при возвращении из театра. Он так привык к этой трогательной встрече, что исключение ее из его повседневной жизни было бы, как он говорил, величайшим для него несчастием. Однако, судьба лишила его этого удовольствия: он пережил и дочь, и жену, которые умерли незадолго до него.
Каждого вновь появляющегося жениха Павел Степанович так начинал вышучивать, что тот скоро отказывался от мысли вступить с ним в родство. Федоров положительно издевался над подобными господами, с намерением дискредитировать их во мнении дочери, что ему всегда и удавалось.
