Ознакомительная версия.
На следующий день русское наступление подошло к Новгороду с севера и юга, 18-я армия готовится оставить город, а противник пытается окружить наши войска в районе Чудово.
Днем 19 января нас подняли по тревоге на прикрытие железнодорожной станции Новгород. Там скопилось много войск готовящихся к отходу, а русские бомбардировщики совершают постоянные налеты. Пошли двумя звеньями. На подходе к Новгороду на малой высоте заметили большую группу «цементированных бомбардировщиков». С высоты в одну тысячу метров переворотом бросаемся в атаку. Я захожу одному «Илу» в хвост, он кажется легкой добычей, стреляю, русский уходит из-под огня вправо вниз, атака не удается, и я проскакиваю. Впереди еще один Ил-2. Он пикирует на цель, опускаю нос самолета за ним, позиция для стрельбы отличная, но внизу наша станция и я понимаю, что мой огонь может попасть по своим. Приходится ждать, когда русский, закончив штурмовку, потянет вверх. Расстояние позволяет, иду за ним, делаю пристрелку из пулеметов и даю залп из четырех-пяти снарядов. Ил-2 начинает плашмя парашютировать, я вижу, как один из членов экипажа спасается на парашюте. Значит, подбил, попал в кабину! Бронекорпус «Ила» не в состоянии выдержать тридцатимиллиметровые снаряды.
Все, атака русских отбита, восемь самолетов противника сегодня не вернуться домой, у нас на земле есть потери и разрушения, но Мессершмитты возвращаются в Плескау целыми. На посадке такое столпотворение самолетов, что мне приходится уйти на второй круг.
Меня поздравляют с первой победой. Я испытываю странные чувства. азарт и гордость атлета, выигравшего спортивное состязание и гадкий осадок от совершенного убийства, ведь как минимум я убил одного человека. Сегодня открываю последнюю припрятанную бутылку Реми Мартен. То, для чего меня призвали в армию, произошло!
Русские прорвали наши позиции на участке Мга – Любань – Тосно и продвинулись за железную дорогу Ленинград – Москва. Наземные войска нуждаются в нашей поддержки, и теперь мы выступаем в роли штурмовой авиации. Утром двадцатого января наше звено отправляют бомбить поезда с подкреплениями из района Ленинграда. Под каждый «Густав» подвесили по одной двухсот пятидесяти килограммовой бомбе. С таким весом перегруженный самолет тяжело взлетает. Набираем всего пятьсот метров высоты и следуем на север. Нас сопровождает два звена Мессершмиттов. При пересечении фронта нас сразу же атаковала большая группа русских истребителей, шедших с «двенадцати часов». Прикрытию удалось отбить атаку первой группы «иванов», одержав две победы, но следующая волна русских самолетов связало звенья прикрытия боем и мы остались одни на небольшой высоте, попав под сильный огонь зениток. Впереди мы заметили состав, часть вагонов была крытыми грузовыми, часть – топливные цистерны. Мы стали в круг для атаки. Заход на цель первой пары был неудачен, бомбы легли мимо. Спикировав с лучшего ракурса, я положил бомбу точно по центру состава чуть левее железнодорожного полотна. Поезд остановился, содержимое вагонов загорелось. Мы сделали по второму заходу и расстреляли состав из пушек. Затем, уходя от огня зениток, пошли в облачность. Мой «Густав» получил незначительные повреждения. Атаку можно было бы считать успешной, но на выходе из облачности с набором высоты, мы были неожиданно атакованы сверху подоспевшими «иванами». Одному из наших русский сел на хвост. Я развернулся и пошел на врага. Русский попытался атаковать меня в лоб, дал очередь, но промазал. Мне удалось зайти ему в хвост, в этот момент самолет получил сильный удар в хвостовую часть и стал тяжело управляем. «Иван» потянул в набор, я же оторвался пологим пикированием и взял курс на аэродром. Больше я свое звено не видел. «Густав» стал инертным по тангажу. Для изменения угла атаки мне приходилось тянуть ручку двумя руками. Я добрался до аэродрома и произвел жесткую посадку «на живот», так как на малой скорости руль высоты стал совершенно не эффективным. При осмотре самолета выяснилось, что зенитным снарядом был поврежден механизм изменения угла установки стабилизатора и часть руля высоты. Сегодняшний день стал днем самых больших потерь за весь январь, наша группа потеряла трех летчиков и четыре самолета, учитывая мою жесткую посадку. Я думаю, что не все товарищи погибли, кто-то мог попасть в плен. В целом потеря всей эскадры в составе и1-го флота составила десять самолетов.
Противник, развивая наступление, овладел Новгородом, а установившийся зимний антициклон способствует активным действиям авиации двух сторон. 24 января в 14.30 звеном сопровождаем ударную группу нашей эскадры, атакующую русский аэродром Великие Луки. На подходе к Ново-Сокольникам нам встретились русские самолеты. Мы разошлись парами и атаковали противника. Мой ведущий «с ходу» в лобовой атаке сверху вниз сбил одного русского, затем, звеном мы настигли еще одного. Собрались плотным строем, и пошли дальше сопровождать ударные самолеты. На подходе к русскому аэродрому в момент перестроения самолет Вайсса столкнулся с моим «Густавом». Его самолет получил легкие повреждения и остался в воздухе, а мой, потеряв управление, стал падать на землю с трехкилометровой высоты, и мне ничего не оставалось сделать, как воспользоваться парашютом.
Приземлился я на территории Ново-Сокольничьего выступа северо-западней Великих Лук, в болотисто-лесистой местности, на замерзшую речку или озеро под грохот выстрелов русского наступления, сильно повредив ногу. Я понимал, что оказался на территории занятой противником в нескольких километрах от своих наземных частей. Не дожидаясь появления русской пехоты, я освободился от парашюта и пополз в направлении Ново-Сокольников, стараясь укрыться в жиденьком лесу. Мне пришлось ждать наступления темноты. Благодаря наступившей оттепели в лесу было не холодно, но сыро. Не разводя костер, я подкрепился аварийным запасом, перевязал ногу и, выломав себе клюку, побрел в направлении немецких войск. Мне сказочно повезло, благодаря отсутствию четкой линии фронта я избежал встречи с русскими, и к утру вышел в Ново-Сокольники, попав в расположение частей 16-й армии. Хотя до аэродрома базирования четвертой группы было каких-нибудь двести километров, из-за русского наступления отправить меня в часть возможности не было. Нога была не поломана, но на кости голени была трещина, вдобавок я простудился, получив переохлаждение и промокнув в сыром лесу. Некоторое время я находился в армейском госпитале.
В конце января мы отступили к границам прибалтийских государств, фронт стабилизировался, и я получил возможность попасть в Германию.
Ознакомительная версия.