писал Фрейд 17-летним (3:330). В 49 лет он сетовал, что женщины из-за подавляющего действия цивилизации, а также из-за традиционной скрытности и неискренности по-прежнему живут за непроницаемой вуалью неизвестности (3:331).
А в 70 лет он писал:
сексуальная жизнь взрослой женщины – неведомый континент для психологии (3:331).
И затем его знаменитая фраза:
Самый большой вопрос, на который я не смог найти ответ, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской души: чего хочет женщина?
А ведь для понимания женщин надо было исследовать не душу, а их тело. Но Фрейд с юных лет всячески подавлял свои сексуальные желания, не мог выносить окатывающих его чувств, вызываемых даже музыкой, назидал своим приятелям о вреде любовных приключений да без устали ужасался онанизму.
Фрейд утверждал, что неврастению можно свести к вреду от прерывания полового акта (1: 103). Но что называть прерыванием, он не уточнял: для мужчины и для женщины это разные вещи – прерыванием мужчина считает, когда надо вытащить член и кончить наружу, а женщина считает прерыванием недоводку её до оргазма, даже если мужчина и кончает ей вовнутрь.
Мужчины были убеждены, что если мужчина кончит в женщину, то оргазм от этого ей гарантирован. Однако неврастения возникала у женщины из-за того, что она не испытывает оргазма, а не из-за того, что мужчина кончал наружу. Если же, с точки зрения мужчины, он не прерывал полового акта и кончал вовнутрь, то тут женщина не только оставалась без оргазма, но ещё и беременела. То есть удар по женщине был двойной. Или тройной – тут не только неврастенией, но и сифилисом заболеть можно, одновременно забеременев.
Фрейд не упоминал об использовании в своём браке женских механических противозачаточных средств: первобытных диафрагм, маточных колец и прочих вставок, которые были тогда в ходу. Он в письмах называл их неэстетичными (в пизду не нравилось смотреть, когда Марта вставляла) и якобы уменьшающими женскую чувствительность. Он предпочитал вообще прекратить совокупления, чтобы радикально предотвратить нежелательную беременность, обрекая Марту на радикальную неудовлетворённость.
* * *
Женившись, Фрейд открыл частную практику в Вене. Поначалу новобрачные жили бедно, в четырёхкомнатной квартире в хорошем районе. Пациенты были редки, и новобрачные жили в основном на деньги, взятые в долг. В какой-то момент Фрейду пришлось заложить свои золотые часы, а потом и женины.
Шестнадцатого октября 1887 года родилась дочка Матильда, в 1889-м – Мартин, в 1891-м – Оливер, в 1892-м – Эрнст, София – в 1893-м, и, наконец, Анна в 1895-м.
Марта кормила Матильду всего несколько дней, а потом наняла кормилицу – почему, не объясняется. Имена для детей выбирал сам Фрейд, не по еврейской традиции, используя имена предков, а по его личным предпочтениям. Матильдой звали жену его начальника-врача, которая принимала большое участие (половое?) в юном Фрейде, а следующего сына он назвал не по отцу Марты, что можно было бы ожидать по еврейской традиции, а дал ему имя Шарко: Jean Martin. Второго сына Фрейд назвал в честь Оливера Кромвеля и т. д. (3).
Марта, рожая, каждый раз извинялась перед повивалкой и доктором, когда она кричала от боли. Интересно, кричала ли она при оргазме и извинялась ли перед мужем? Или перед подслушивающими детьми?
Фрейд зря времени не терял – и делая детей, и в работе. Один его знакомый вспоминает, как он писал письмо другу, пока пациентка лежала на кушетке, погружённая им в гипноз (1).
Через некоторое время Фрейд снял новую большую квартиру, чтобы разместить в ней множащихся детей. Фотографию двери этой квартиры, в которой он жил до самого отъезда, я заполучил в виде афиши. Квартиру он снял сам, не посоветовавшись с Мартой, и в ней оказался лишь один туалет на десять человек (восемь членов семьи плюс служанка с гувернанткой), да и пациентам надо было пописать. Устроил себе советский образ жизни. Можно представить себе коммунальную загруженность фрейдовского унитаза.
У Марты была сестра Минна, у которой расстроилась помолвка, и замуж она так и не вышла. Зато она стала жить в квартире Фрейда кем-то вроде подруги семьи. Но именно с ней Фрейд обсуждал свои теории и мысли. Жена возилась с детьми, с домом и не проявляла интереса к психоанализу. А Минна стала для Фрейда незаменимой для разговоров на всевозможные темы. Дошло до того, что он две недели путешествовал вдвоём с Минной по Италии, и она осталась в санатории лечиться от якобы воспаления в груди, а скорее всего, как я предполагаю, сделала аборт от Фрейда. Она приходила в себя там шесть недель.
На 1998 год переписка Фрейда и Минны была недоступна для исследователей, хранилась в тайне. А что хранить-то? Доказательство, что Фрейд был нормальный мужик, ебя льнущую к нему пизду? Но именно сексуальность Фрейда страшит моралистов больше всего. Они хотят, чтобы Фрейд оставался кабинетным теоретиком, а не постельным практиком. Что, похоже, и было на самом деле.
Чтобы убедить мир, что Фрейд был всё-таки не чужд внебрачному сексу, хотя бы в мечтах, один его коллега вспомнил, как заметил у Фрейда вставший хуй, когда тот закончил сеанс психотерапии с красивой истеричкой. Это для меня говорит лишь о том, что пациентку он не выеб, иначе бы он вышел с обвисшим хуем.
Фрейд сидел у изголовья лежащей на кушетке пациентки, а не у ног и не посередине, потому что одна из пациенток однажды попыталась соблазнить Фрейда, задрав юбку, когда он привычно сидел у её ног. С тех пор Фрейд, а за ним и все психоаналитики пересели к изголовью пациенток, чтобы не поддаться соблазну.
А когда пациентка пыталась соблазнять Фрейда, открывая рот и высовывая язык, то Фрейд, недополучивший от жены оральный секс, а потому считавший его ненормальным, не реагировал на рот как на пизду и не стремился в него засунуть. Впрочем, оральное соблазнение пациенток не основано ни на воспоминаниях современников, ни на собственных замечаниях Фрейда, а лишь на моих фантазиях на тему Фрейда и его сексуальной жизни.
Если Фрейд не вставлял хуй в женщин, то он явно и наверняка получал великое наслаждение от умственной ебли (brain fucking). Фрейд анализировал любовниц своих учеников и тем самым обретал над учениками власть, узнавая о личной жизни их женщин многое, о чём любовники и не догадывались, а также о личной жизни самих учеников через рассказы их любовниц. Все пациенты Фрейда не вылезали в своих разговорах из секса, а если вылезали, то Фрейд своей неизбежной сексуальной символикой загонял их обратно.
Так как Фрейд принимал пациентов у себя в квартире, то, когда он возбуждался от сексуальных разговоров с очередной красивой пациенткой, ему было очень удобно заскочить в другую комнату и выебать жену, мечтая о пациентке. Таким образом, он оставался верным жене и жил беспроблемной жизнью, полной сексуальных фантазий, сексуальных раздумий, исследований и просто разговоров «за секс».
