Появился второй протяжной станок, который был установлен на месте снятых долбежных, потом третий… Программу по казенникам начали перевыполнять. Долбежные станки стали передавать на другие работы. Постепенно все они были заменены протяжными.
Старички долбежники с восхищением смотрели на протяжку, несмотря на то что она их "съела". Дать как можно больше пушек Красной Армии — этим жил каждый на заводе. Люди работали, не считаясь ни с чем. Если дело требовало остаться на ночь на заводе, а оно этого часто требовало, то оставались, не дожидаясь ни приказов, ни просьб. Многие неделями и даже месяцами не выходили за ворота завода.
За три с половиной месяца мы закончили все работы по первому и второму этапам и испытали опытные образцы. В результате конструктивно-технологической модернизации было заново спроектировано около 70 процентов деталей всех пушек. По существу говоря, были созданы новые пушки. Технологичность их стала намного выше, а число деталей намного меньше. Например, ЗИС-3 и ЗИС-2 до модернизации имели по 2080 деталей, а после модернизации — 1306, танковые пушки соответственно 861 и 614 деталей.
В конце 1941 года ОГК приступил к третьему этапу использования внутренних резервов — к разработке и внедрению рациональной технологии.
До войны на машиностроительных заводах издавна существовал порядок, при котором технологию подчиняли имевшемуся на заводе оборудованию. Только однажды оборудование в точности соответствовало технологическому процессу: когда завод строился и оснащался под определенную конструкцию, а следовательно и под определенный технологический процесс. При смене конструкции технологический процесс "накладывали" на действующее оборудование, и, если, по сложившимся представлениям о его возможностях, оказывалось, что оно не справится с новой конструкцией, требовали дополнительных станков.
Сущность наших новых методов, короче говоря, заключалась в том, что мы теперь все подчинили технологии. Она высвободилась из вековой кабалы, а станки поставили ей на службу.
Рациональная технология предусматривала поточное производство, организованное по замкнутому агрегатному принципу, с применением конвейерной сборки, автоматизации, широкого внедрения наиболее производительного инструмента, многоместных приспособлений, многошпиндельных головок, специальных и агрегатных станков. Это было логическим продолжением той технической политики, которая была начата модернизацией пушек.
Новая технология предъявляла оборудованию свои требования, продиктованные жизненной необходимостью повышения производительности, и теперь объектом модернизации стали машины, станки. Например, 54 модернизированных станка и 50 многоместных приспособлений к ним заменили собой 164 универсальных станка, позволили освободить 2453 квадратных метра производственной площади, перевести на другую работу 247 рабочих и сэкономить 23 900 тысяч рублей.
Рациональная технология потребовала не только модернизации оборудования, в том числе импортного, которого прежде у нас в Советском Союзе не изготовляли; она заставила нас создать новые специальные и агрегатные станки, высокопроизводительные приспособления и специальный инструмент. Было спроектировано, изготовлено и внедрено в производство 27 типов специальных станков.
Внедрив рациональную технологию, наш завод впервые в истории изготовления артиллерийских систем поставил их на поточное производство и конвейерную сборку.
К концу 1941 года мы стали давать пушек в 5,5 раза больше прежнего.
Окрыленный успехами встречал наш коллектив 1942 год. Радовали хорошие вести с фронта. К середине декабря окончательно были разгромлены пехотные, моторизованные и танковые немецкие дивизии, которые долго и упорно рвались к Москве. Погнали фашистов во всех направлениях. Наши войска освободили Клин, Калинин, а как раз первого января — Калугу. Хороший новогодний подарок! В этом была частица и нашего труда.
Работа спорилась. Ничто не предвещало грозы, которая уже собиралась над нами.
В декабре 1941 года на завод приезжал Ворошилов. Целый день мы с ним ходили по цехам, не успели даже пообедать. Клименту Ефремовичу очень нравилось все, что он видел.
— Это вы здорово сделали, молодцы! — похваливал он. А 4 января меня вызвали на заседание ГКО. Вот и представился долгожданный случай, когда можно будет доложить И. В. Сталину о пушке ЗИС-3, а возможно, и показать ее, подумал я. Нужно разрешение наркома Д. Ф. Устинова. Дмитрий Федорович незадолго до того был на заводе и ознакомился с состоянием производства. Он видел, что завод не только выполнит обещанное на декабрь пятикратное увеличение выпуска пушек, но и перевыполнит. К тому же в сборочном цехе он наблюдал за сборкой ЗИС-3. Завод попросил наркома разрешить доставить пушки в Москву, и он незамедлительно разрешил. Ворошилов на заседании ГКО не присутствовал. Заседание Государственного Комитета Обороны сразу превратилось в резкий диалог между Сталиным и мною. Вся наша работа подверглась очень острой и несправедливой критике, а меня Сталин обвинил в том, что я оставлю страну без пушек. Я отстаивал позиции нашего коллектива до последнего.
Атмосферу этого заседания может вполне характеризовать лишь один эпизод. В очередной раз, когда я пытался возразить Сталину и защитить правильность выбранной нами позиции, обычная выдержка и хладнокровие изменили ему. Он схватил за спинку стул и грохнул ножками об пол. В его голосе были раздражение и гнев.
— У вас конструкторский зуд, вы все хотите менять и менять! — резко бросил он мне. — Работайте, как работали раньше!
Таким Сталина я никогда не видел — ни прежде, ни позже.
ГКО постановил: нашему заводу изготавливать пушки по-старому.
В тяжелом и совершенно безнадежном настроении покинул я Кремль. Меня страшила не собственная моя судьба, которая могла обернуться трагически. Возвращение к старым чертежам и к старой технологии неизбежно грозило не только резким снижением выпуска пушек, но и временным прекращением их производства вообще. Вот теперь-то страна действительно останется без пушек!
Ночь я провел без сна в бомбоубежище Наркомата вооружения.
Выполнить приказ Сталина — беда. Но как не выполнить приказ самого Сталина?!
Выхода не было.
Рано утром 5 января, совсем еще затемно, ко мне подошел офицер и предложил подняться наверх, к телефону. Я не пошел: если хотят арестовать, пусть арестовывают здесь. Тяжелая апатия охватила меня, мне уже было все равно. А в том, что меня ждет, я почти не сомневался: мой спор со Сталиным носил — если не вникать в его суть — характер вызова, а квалифицировать это как саботаж или вредительство — за этим дело не станет.
