Когда поезд тронулся, Агата облегченно вздохнула, радуясь, что избавилась от назойливого кавалера, но тот вдруг снова появился в купе и уселся напротив. Сверля ее страстным взглядом, он сделал пылкое признание: “Я хотел отложить этот разговор до нашей встречи в Лондоне, но понял, что не могу больше ждать. Я должен сказать вам все сейчас. Я безумно вас люблю. Вы должны выйти за меня замуж. В первый же миг, как только я вас увидел на лестнице, когда вы спускались к ужину, с того самого мгновенья я понял, что вы для меня единственная женщина на свете и других быть не может”.
Теперь уже Агата сверлила его взглядом, но не страстным, а укоряющим. Первое предложение руки и сердца она мечтала получить от личности более достойной. Это должен был быть рыцарь или хотя бы герцог. Кто-то сильный и значительный, и гибельно неотразимый, владелец целого табуна горячих скакунов. Но никак не армейский стрелок, пусть даже и отличный, не этот нудный солдафон, который ни на минуту не оставлял ее в покое. Агата в ответ произнесла нечто витиевато-вежливое, но вполне определенное, однако изысканность фразы не могла смягчить суровость короткого слова “нет”. Весь путь попутчики провели в неловком молчании, Агата чувствовала себя крайне неуютно.
То ли тайная мечта найти своего принца, то ли желание просто подурачиться и порадоваться роскоши лета тому причина, но восемнадцатилетняя Агата порхала с вечеринки на вечеринку, с бала на бал, и, разумеется, количество поклонников росло. Но влюбленности были несерьезными. Их можно отнести к легкому флирту. То, что Агата, по примеру средневековых трубадуров, назовет позже “lе pays du tendre”[13]. Как знать, возможно, романтические поиски были бы завершены в тот же сезон, но Агата внезапно заболела, доктор Хаксли предписал несколько недель постельного режима. Лишенная общества уже завоеванных и потенциальных воздыхателей, Агата подсушивала ломтики хлеба, разрисовывала их красками и надписывала имена друзей, вот такие самодельные подарки. Скучнейшее занятие. Именно тогда, вспоминала Агата, мама предложила ей что-нибудь написать.
О романе речи не шло. Несколько лет назад Клара предложила написать рассказ и старшей дочери, тоже как раз набиравшейся сил после гриппа. Пробы пера Мэдж завершились, как уже упоминалось, публикацией в престижном журнале “Ярмарка тщеславия”. Агата приняла этот вызов, надеясь превзойти Мэдж хотя бы в чем-то. Поставив на стол старую пишущую машинку сестры, она принялась тюкать двумя пальцами по клавишам. В рассказе под названием “Дом красоты” получилась тридцать одна страница, свое творение Агата подписала псевдонимом “Мак-Миллер, эсквайр”. Это был рассказ о безумии, с основательной примесью мистицизма. Он был не так откровенно беспомощен, как опусы большинства увлекающихся сочинительством молодых барышень и юношей, но для журнала все-таки не годился. Агата быстро это уяснила, рассылая копии по разным редакциям и получая в ответ письма с отказом.
Позже, в минуты досуга, появятся еще несколько рассказов, в том числе “Зов крыльев” и “Одинокий божок”. Все они под разными псевдонимами были педантично отправлены издателям журналов, а издатели столь же педантично присылали письма, разные по форме изложения, но одинаковые по сути, означавшие “нет”.
Эти свои писательские опыты Агата воспринимала как приятное развлечение, продолжая прилежно заниматься вокалом, не сомневаясь, что ее ждет успех, по крайней мере у местной публики. Чтобы хоть немного подстегнуть ее величество удачу, Агата посещала обеды “с музицированием”, которые издавна устраивались в Торки, на радость хозяевам, ведь тогда еще не существовало радио, а фотографирование еще не было доступным развлечением. Конечно, домашняя сцена – это не сцена Королевского концертного зала “Альберт-Холл”, тем не менее там были выступления. И поскольку играть, петь и аккомпанировать доводилось на вечеринках у друзей, Агату всегда баловали вниманием и восхищенными комплиментами, что подпитывало ее мечту о профессиональной сцене.
Мечта стала особенно желанной в 1909 году, когда Мэдж пригласила сестру на вечер “Оперы Вагнера”. Это был концерт артистов вашингтонской оперы, который состоялся в лондонском “Ковент-Гардене”. Дирижировал Карл Рихтер, а европейским меломанам впервые посчастливилось услышать выразительное сопрано американской певицы Минни Зольцман-Стивенс. Сестры были потрясены ее талантом, оперной диве даже оркестранты аплодировали стоя. Мэдж онемела от восторга, а по щекам Агаты катились слезы.
Ее взбудоражил неистово рукоплещущий зал, и она тут же представила себя в роли Изольды[14]. Она тоже когда-нибудь будет стоять на сцене, и к ее ногам тоже будут бросать розы! Вернувшись домой, она с еще большим усердием стала тренировать голосовые связки и даже потом сама удивлялась, какого ей удалось достичь прогресса. А вскоре в Торки приехала американская подруга Мэй Стердж, у этой дамы (случаются же такие совпадения!) были связи в нью-йоркском “Метрополитен-опера”. Она согласилась прослушать Агату Именно благодаря ее откровенному отзыву Агата оставила грезы об оперной сцене и в конце концов обрела славу на ином, далеком от музыки поприще.
“Арии вы исполнили довольно средне, – сказала дама и, увидев, как огорчилось юное дарование, торопливо добавила: – А упражнения для голоса мне понравились. Вы могли бы стать неплохой камерной певицей, и даже известной”.
Это, конечно, утешало, но Агата мечтала о грандиозном успехе, не меньшем, чем у мадам Зольцман-Стивенс, которой она сама недавно аплодировала стоя. В эту минуту Агата Мэри Кларисса Миллер уже точно знала, что никогда не станет певицей.
“ Я спустилась с небес на землю, – писала она в “Автобиографии”, – и сказала маме, что теперь ей больше не нужно тратить деньги на уроки музыки. Я могла петь сколько угодно, но учиться пению было уже незачем. Уверена: ничто так не опустошает душу, как напрасные старания попасть туда, где вы все равно останетесь только статистом”.
Оставив грезы о певческой карьере, Агата принялась снова пописывать рассказы, теперь гораздо чаще, но скорее от скуки, чем от желания набить руку. Просто ей необходимо было удовлетворять неодолимую тягу к творчеству, не важно, в какой форме. Ее поддразнивала сестра и подбадривала Клара. В конце концов Агата принялась творить, опираясь на впечатления, полученные в Египте, она прекрасно помнила и атмосферу, навеянную зноем пустыни, и ее жителей. Кураж сделал свое дело: на свет появился роман “Снег в пустыне”, своего рода подражание “комедии нравов”.
Сконструирован роман был плохо, нуждался в основательном редактировании, но все же было очевидно, что автору отлично удается изображать запоминающиеся характеры и придумывать увлекательный сюжет. Агата начала писать одну историю, потом ей в голову пришла другая, снова вернулась к первой, потом соединила оба сюжета. Сама в них запуталась, и поэтому персонажи становились все менее убедительными. Однако этот опус был в чем-то удачным, поскольку в нем открылись потенциальные возможности будущей писательницы. Их, собственно, и заметил Иден Филлпотс, живший по соседству с Миллерами.
В 1910 году Филлпотс был очень популярен, девонширцы им гордились. Этот весьма опытный и плодовитый писатель был давним (более двадцати лет) другом семьи. В его романах и пьесах обычно описывалась сельская жизнь. По книге “Жена фермера” в 1941 году Альфред Хичкок снял сенсационный фильм, где блистательно сыграл Майкл Уайдлинг. Клара уговорила дочь отослать роман именитому соседу, и та, преодолев смущение, решилась это сделать. А в ответ получила письмо.
Мистер Филлпотс очень дружелюбно, но откровенно высказался, разложив по полочкам достоинства и недостатки творения юной коллеги, хотя мог бы прислать формальную отписку. Агата была тронута: “Трудно выразить словами, какую я почувствовала благодарность, он мог с легкостью от меня отделаться, ограничившись несколькими справедливыми, но равнодушными замечаниями, после которых я могла окончательно в себе разувериться. Но он понял, насколько я стеснительна и как трудно мне с кем-то обсуждать свое творение”.
Вот что он писал:
Некоторые фрагменты очень хороши. У Вас прекрасное чувство диалога, и Вы должны смелее использовать естественную живую речь. Попробуйте выбросить все нравоучения, Вы слишком ими увлекаетесь, а они так скучны. Предоставьте Вашим героям возможность действовать самостоятельно, пусть они сами за себя говорят, не заставляйте их говорить то, что они вроде бы должны сказать, и не надо разъяснять читателю, что именно Ваши персонажи имели в виду.
Советы весьма полезные, но, возможно, еще важнее было знакомство с литературным агентом Филлпотса, Хьюджесом Мэсси. Легендарная личность в издательском мире: благосклонного отзыва этого старого ворчуна иногда бывало достаточно для успеха начинающего автора. Агата оробела, увидев высокого смуглого господина с хмурым лицом, но, прочитав заголовок, он оживился: “Снег в пустыне”, что ж, звучит интригующе”.
