— Хозяина нет, он в городе, — сказала она с острым и живым местным акцентом.
Жан-Франсуа несколько раз улыбнулся ей.
— Это не имеет значения, мадам, — сказал он. — Вы настоящая хозяйка, я уверен.
На Жане-Франсуа был теплый свитер с высоким воротом, пара старых бриджей, велосипедные чулки и старые спортивные туфли. Но из-за его рук, осанки и голоса фермерша была уверена, что он представитель обеспеченного класса.
— Если вы с черного рынка, то бесполезно, — сказала она. — Нам нечего продавать.
— Ну, а могу я попросить у вас попить, — сказал Жан-Франсуа. — У меня в горле пересохло.
На веках и лбу молодого человека был тонкий слой пыли. Зима в этом регионе была очень мягкой, и дороги совсем сухими.
— Заходите, — сказала женщина.
В большой гостиной в узком камине горел огонь. Старая сельская мебель блестела в лучах заходящего солнца. Снаружи доносился сухой звук колки дров и писк цыплят. Хозяйка поставила на стол бутылку и стакан.
— Воды было бы вполне достаточно, — сказал Жан-Франсуа.
— Огюстина Вьелла никогда не отказывала путнику в стакане вина, даже в эти трудные времена, — сказала женщина с гордостью.
Жан-Франсуа пил медленно, и удовольствие, _ получаемое от каждого глотка, отражалось на его сияющем лице.
— Еще стаканчик? — спросила Огюстина Вьелла.
— С удовольствием, — ответил Жан-Франсуа. — У вас хорошее вино.
— Это с нашей собственной земли, — сказала фермерша.
Она понаблюдала, как Жан-Франсуа пьет, и вздохнула. У нее не было сына, и ей очень бы хотелось, чтобы у нее был такой большой мальчик, как этот, сильный, красивый и простой.
— Вы были на войне? — спросила она.
— От начала до конца, — ответил Жан-Франсуа, — в разведывательном корпусе.
— В разведывательном корпусе, — заметила Огюстина Вьелла, — были очень хорошие солдаты, как говорят.
— Как говорят, — повторил Жан-Франсуа со смехом.
Он внезапно встал, подошел к радиоприемнику на комоде, включил его и повернул ручку настройки на частоту Лондона.
— В это время передач нет, — сказала фермерша.
Она стояла у стола. Жан-Франсуа подошел и уселся рядом с ней на угол стола.
— До наступления ночи мне нужно найти место, чтобы спрятать нескольких товарищей, — сказал он.
На лице женщины ничего не отразилось, но она понизила голос и спросила:
— Это сбежавшие заключенные?
— Они англичане, — сказал Жан-Франсуа.
— Как англичане, что вы имеете в виду? — воскликнула Огюстина Вьелла.
От удивления она повысила голос. И с инстинктивной тревогой посмотрела в окно. Но увидела только глухого работника.
— Несколько после рейда на Дьепп и еще несколько сбитых летчиков, — объяснил Жан-Франсуа.
— Святая Дева, — пробормотала Огюстина Вьелла, — Святая Дева… Британские солдаты здесь. Я была уверена, что они только в наших северных провинциях.
— Там они и начинали прятаться, правильно, — сказал Жан-Франсуа. — Там с ними превосходно обходились.
— На это следовало надеяться, — сказала фермерша. — Британские солдаты найдут хороший приют в любом добром доме во всей Франции.
Огюстина Вьелла завязала концы своей черной шали на груди, и шаль слегка задрожала.
— Так я смогу привести их к вам? — спросил Жан-Франсуа.
— Я должна даже поблагодарить вас, — сказала фермерша.
— Это небезопасно, я должен предупредить вас, — сказал Жан-Франсуа. — И также с ними…
— Я думаю, вы еще слишком молоды, мой малыш, чтобы давать мне советы в моем доме, — прервала его Огюстина Вьелла.
— А как насчет их безопасности? — спросил Жан-Франсуа.
— Мой муж и дочь думают так же, как и я, а работник был здесь еще во время моего свекра, — нетерпеливо сказала Огюстина Вьелла.
— Их будет семь или восемь человек, — сказал Жан-Франсуа.
— Дом большой.
— А как с едой?
Никто не умрет от голода, слава Богу, даже в это несчастное время, в доме у Огюстины Вьелла, — заверила хозяйка.
VI
Они прибыли маленькими группками за две ночи. Канадские «коммандос» из Дьеппа добирались сюда через десять убежищ: рыбацкие хижины, поместья деревенских землевладельцев, горные хутора, придорожные гостиницы. Двух раненых летчиков Королевских ВВС несколько недель лечил в своем доме деревенский врач. Наконец Феликс привел молчаливого поляка, которому немцы до побега переломали все пальцы на правой руке.
Чтобы соорудить постели для всех этих людей Огюстина Вьелла поснимала матрацы со всех своих кроватей и вынула из комода самые лучшие ткани в доме. Чтобы накормить их, она приготовила баранину с травами, зажарила гуся, взяла яйца с птичьего двора, соленое масло, мед с холмов, и повидло, сделанное на ее ферме из настоящего сахара. Ее гости так никогда и не узнали, что ради них она пожертвовала всеми своими запасами. которые собирала на голодную зиму, и что она отдала им весь хлеб семьи. Эта гордая и деспотичная хозяйка заботилась о них с хлопотливостью и даже робостью. Они казались для нее чуть ли не сказочными героями. Они пришли так издалека. И они все еще воевали.
— Не беспокойтесь, — говорила она им, когда они благодарили ее. — Что стало бы с нами, если бы не было вас?
И они, уже познавшие такое же гостеприимство во всей Франции, улыбались и взволнованно смотрели на нее.
Жюль Вьелла, которого не взяли в армию ни в 1914, ни в 1939 году из-за косолапости, повторял про себя:
— И я тоже внес свой вклад в эту войну, вот сейчас. Он иногда говорил это и вслух, но только своей дочке Мадлен. Жене он сказать это не осмеливался. Мадлен, похожая на Огюстину своими черными глазами и испанской фигурой, сама не знала, кого она любит больше — стройного, широкоплечего и вежливого канадского полковника или молодого летчика с детским лицом. Бельгийцы вызывали ее смех своим акцентом и смешными историями. Старый работник на ферме, родившийся в приграничном поселке, был уверен, что его хозяева прячут контрабандистов. Они оставили его в этой уверенности.
Ночью все собирались послушать английские радиопередачи в большой гостиной фермерского дома, где все — и двери, и ставни, были тщательно закрыты. Огюстина Вьелла смотрела на эти незнакомые чужеземные лица на фоне старых стен, старой мебели, которые знали только одну и ту же семью скромных благопристойных крестьян, и недоверчиво качала гордой головой. И когда она подумала, что эти люди скоро уйдут на подводной лодке (они сами ей об этом рассказали, настолько были в ней уверены), Огюстине показалось, что она уже рассказывает эту историю детям, которые будут у ее Мадлен, и что эти дети будут слушать ее рассказ как волшебную сказку.
