Но гейша полюбила его. Она рассказала о своей любви бумажному фонарику и передала его странному юноше. Однако фонарик сказал: "Мой свет был зажжен огнем ее любви. Он для нее важнее, чем даже свет луны. И она просила передать, что любит только меня". "Понимаю, – ответил иностранец. – Она любит лишь свет, лишь то, что его излучает. И свет бумажного фонарика для нее важнее и дороже, чем сияние далекой луны". Он возвратил фонарик гейше и, поблагодарив ее, сказал, что не нуждается ни в каком чувстве. А когда юноша уехал, девушка узнала, что он слепой. "О боги! Значит, он был слепой? Слепой!.." – восклицает она в отчаяньи. Теперь ей стало ясно, почему он не смотрел на нее. Только предательство фонарика осталось для нее тайной.
После выхода в свет этой новеллы Ерошенко стали называть поэтом. И действительно, она очень поэтична. В ней слышны плеск волн и смех людей, вспоминающих счастье молодости; перестук барабанов и музыка сямисэнов. В самих словах автора словно скрыт второй, не до конца понятный читателю смысл. "Мой свет важнее твоего, луна!" – восклицает фонарик. "Когда темно, важен любой свет", – обижается луна. "Впрочем, разве морская волна с ее непостоянным, изменчивым характером способна понять, что такое свет?" – спрашивает автор. И даже речи людей, замечает он, наполняются здесь особым значением.
Новелла напоминает своеобразный рисунок тушью. Ерошенко пользуется методом "черно-белого описания", привычным китайской литературе. И это делает рассказ близким сердцу японского и китайского читателя. Автор мастерски положил на бумагу свет и тени. Его картина, проникнутая грустью, не угнетает. Поэт как бы хочет сказать: "Любовь прекрасна и тогда, когда счастье невозможно".
Надо отметить, что произведения, в которых действуют гейши, традиционны для японской литературы. Но Ерошенко вводит необычного героя – иностранца, за которым угадывается автор. Друзья и знакомые Ерошенко искали прототипы и других персонажей новеллы. За гейшей им виделась Камитика, а за бумажным фонариком – "соперник" Ерошенко Осуги Сакаэ.
Разумеется, такое толкование новеллы не может быть единственным. Более того, для тысяч читателей не так уж, может быть, важно, какие реальные события скрываются за "Рассказом бумажного фонарика" и как они преобразовались в воображении автора.
Не физический недуг героя разводит влюбленных, это делает бумажный фонарик, который гейша зажгла огнем своей любви… Не намекает ли автор, что Осуги – светильник, зажженный Камитика, и этот свет так ослепил ее, что она не замечает ничего вокруг?
Нет ничего лучше света, рожденного любовью, считал Ерошенко. Но бумажные фонарики недолговечны, а луна сопровождает человека всю жизнь. И поэт хотел быть для своей любимой подлинным другом – далекой луной, свет которой не ослепляет, а помогает найти дорогу даже в самой глухой ночи.
Кораблик счастья
Ерошенко старался как можно чаще видеться с Камитика. Он уже не представлял свою жизнь без общения с этой красивой умной женщиной. Ей слепой писатель читал свои новые сказки, целиком доверяя художественному вкусу "Нины" (он называл Камитика именем своей любимой младшей сестры). И она действительно была для него всем – подругой, матерью, сестрой. Встречались они обычно в доме мисс Александер, которая умела создать в своей квартире непринужденную обстановку. Нередко хозяйка заводила разговоры о братстве людей в расколотом враждой мире, о равенстве мужчин и женщин, о том, что представители разных религий не должны выступать друг против друга, ибо, говорила она, богов много, а истина одна.
Так, Агнес исподволь знакомила своих гостей с религиозным учением – бехаизмом, проповедником которого была.
В начале XX века бехаизм, возникший в Ираке в середине XIX в. в среде бабидов, бежавших из Ирана от преследований шахского правительства, не успел еще выродиться в реакционную секту, он включал в себя также и революционно-демократические призывы к равенству людей, стремление уничтожить войны, требование всеобщего образования. Вероятно, поэтому бехаизм получил некоторое распространение за пределами Ирака, в частности в кругах передовой японской интеллигенции, искавшей пути развития общества. В увлечении бехаизмом сказались и незрелость рабочего движения в Японии, и засилье мелкобуржуазной стихии, и слабое распространение марксизма в стране.
Ерошенко не минуло это поветрие; он в какой-то мере стал приверженцем бехаизма. В этом учении его привлекало все, что роднило бехаизм с толстовством: абстрактный призыв любить ближнего, пацифизм. Помимо всего бехаисты были сторонниками изучения эсперанто, который, по их мнению, должен был стать языком объединенного человечества. Правда, мистические формы бехаизма – заклинания, магические циклы – уже тогда казались Ерошенко шелухой, за которой, как он, однако, считал, скрывалось здоровое ядро – общие моральные правила для всех людей, попытки согласовать религию с наукой и даже готовность некоторых бехаистов отбросить всякую веру, если она мешает братству народов.
В доме Агнес Александер Ерошенко много спорил о догматах основателя бехаизма Мирзы Хусейна Али Бехауллы и его сына Абдулы Бехи. Эти споры то сближали, то разделяли его с друзьями – Камитика и Акита, который тоже увлекся этим учением.
Как же отразились идеи бехаизма в сказках Ерошенко?
В одной из них автор зовет людей покинуть города и жить на лоне природы. Только там, вдали от цивилизации, они сами превратятся в богов ("Божество Кибоси"). Он сетует на несправедливость в этом расколотом на богатых и бедных мире и мечтает о некоем подводном царстве, где все любят и заботятся друг о друге и даже принцесса может стать женой полюбившего ее рыбака ("Морская царевна и рыбак"). В сказке-притче "Дождь идет" Ерошенко рассуждает о некоей туманной "общности всех религий" и о том, что в зависимости от восприятия разных людей абстрактное божество, всемирный дух может конкретно воплощаться в Христе, Магомете или Будде.
Наивность этих мечтаний настолько очевидна современному читателю, что не нуждается в дополнительных разъяснениях. Однако даже находясь под влиянием бехаизма, Ерошенко в лучших из своих ранних произведений сумел выразить неприятие окружавшего его мира. Это хорошо видно в его сказке "Кораблик счастья".
…В доме, где рассказчик снимал комнату, у хозяев был очень странный сын по имени Кин-тян. Родители считали его нервнобольным и обычно запирали в комнате. Но он пробирался к рассказчику и изводил его глупыми вопросами. Рассматривая фигурки Будды, Христа и ангела у него на токонома (11), Кин-тян говорил: "Это и есть те боги, что создали вселенную? А кто из троих это сделал? И кто из них глупее, а кто умнее?… Если бог всесилен, то почему же он создал мир таким несовершенным?"
