— Ты совсем перестал читать, — говорит жена, — ты весь ушел в улицу, в кабак… Если так будет продолжаться, то из тебя никогда не выйдет писатель.
— Но зато мы сыты, обуты, никому не должны, и даже портниха к тебе на дом приходит, — возражаю я и, как всегда в подобных случаях, когда чувствую себя смущенным, поднимаю жену на руки и кружусь с нею по комнате.
— Безумный ты, безумный, — со смехом говорит жена.
Заглядываю в ее круглые серые глаза и не могу понять — счастлива она или нет.
Однажды к нам приходит маленький человек с русой бородой и веселыми глазами, выглядывающими из-под нависших желтых бровей. Подмышкой у него туго набитый портфель.
— Я к вам по делу… Разрешите снять пальто. Не люблю терять время, добавляет он, держа пальто в руках.
Пришедший до того мал, что не может достать вешалки.
Приходится мне это сделать.
А спустя немного этот крохотный блондин сидит у меня в кабинете и торопливо, с акцентом иностранца объясняет, зачем явился к нам. При этом он раскрывает свой портфель, вытаскивает из тесно набитой груды книг мои «Ростовские трущобы» и спрашивает:
— Ваша книжка? Вы господин Свирский? Превосходно… Значит, я не ошибся… Теперь еще один маленький вопрос: скажите, А. Ростовский это тоже вы?.. Превосходно… Я никогда не ошибаюсь…
Пришедший срывается с места и продолжает:
— Простите, забыл… Позвольте представиться… Я по национальности хорват, славянин, значит… Геруц по фамилии.
Он протягивает руку сначала Татьяне Алексеевне, а потом мне.
Мы с удивлением смотрим на этого бойкого, подвижного человечка, осыпающего нас словами, неправильно произносимыми.
— Превосходно… Теперь все знаю. Есть один ваш поклонник. Фамилия Морозов. Ему очень нравится все, что вы, господин Свирский, пишете, и он хочет издать вместе с этой книжкой «Ростовские трущобы» и все то, что вы печатаете в «Петербургском листке»… Превосходно, да?..
Мы с женой многозначительно переглядываемся. Мне еще не верится, но волна радости уже вливается в мое сознание.
— Пожалуйста, я согласен, — наивно и просто отвечаю я на предложение Геруца.
— Превосходно, превосходно… Морозов мне поручил с вами заключить договор, а вы приготовьте материал. Соберите все, что напечатано, дайте… Ну, дайте, как это называется?.. Что на первой странице?..
— Заглавие, — перебиваю я.
— Да, да… Превосходно… И скажите, когда притти…
Хочу сказать «завтра», но в этот момент Татьяна Алексеевна, молчавшая до сих пор, вмешивается в разговор:
— Ваше предложение очень серьезное, — говорит она, — и в один-два дня этого сделать нельзя. Автору придется внимательно пересмотреть весь материал, кое-что выбросить, кое-что прибавить и вообще хорошенько продумать, чтобы потом не было стыдно…
— Верно, верно! — подхватывает Геруц и закрывает портфель. — Если я зайду через десять дней, не поздно будет?
— Я в пять дней сделаю! — почти кричу я, возмущенный вмешательством Татьяны Алексеевны.
— Превосходно, превосходно…
Геруц крепко пожимает нам руки и удаляется.
По уходе Геруца между мною и женой происходит бурная сцена.
— Вот видишь, что ты наделала! — кричу я. — Ушел этот человек и, поверь мне, — он больше не вернется…
— С чего ты это взял?..
— Из того, что надо ковать железо, пока оно горячо. А ты десять дней… Зачем мне время?.. Я достаточно думал, когда писал, а сейчас думать незачем… В один час могу тебе собрать все мною написанное и сделать заглавие: «Погибшие люди» — А. Свирского. Вот и все. Примем тут десять дней…
Татьяна Алексеевна укоризненно качает головой и саркастически улыбается.
— Твоя жена не глухая, и можешь говорить потише. Это, во-первых, а во-вторых, здесь дело не в заглавии, а в содержании книги. Пойми это, безумный… Ведь ты хочешь стать писателем, а поступаешь, как репортер уличной газетки. Постыдись, Алеша…
Быстро сдаю позиции и уже примиренным тоном стараюсь уверить Татьяну Алексеевну, что далек от мысли выпускать в свет заведомо плохую книжку, но меня пугает, что издатель раздумает, и мы останемся ни при чем.
— Успокойся. Если ты этому человеку нужен, то он двадцать раз придет, а если нет, то он сейчас жалеет, что первый раз пришел, — возражает жена.
Кончается тем, что прошу извинить меня за горячность, и тут же бросаюсь в другую крайность — начинаю мечтать вслух:
— Нет, ты подумай только, Таня, — выходит трехтомный труд А. Свирского, под названием «Погибшие люди»…
И наконец… карьера готова. Обо мне пишут, обо мне всюду говорят. Мы меняем квартиру. У нас вечера, концерты.
К нам идут писатели, артисты, художники… А я, вроде Немировича-Данченко, в мягкой венгерской куртке со шнурами, встречаю гостей, и все стараются покрепче пожать руку автору «Погибших людей»…
Смех Татьяны Алексеевны гасит мой пыл, и я умолкаю.
— Что мне делать с тобой, безумный… Леша, послушай меня, садись за стол и просмотри все, что может войти в книгу.
— Ты всегда так. Даже помечтать не дашь, — тихо и окончательно успокоенный говорю я.
Спустя немного сажусь за работу.
Геруц оказывается человеком весьма аккуратным. В назначенный день он приходит к нам с тем же туго набитым портфелем подмышкой.
Все, что напечатано мною в газетах за два года, вырезано и наклеено в пяти толстых тетрадях. От заглавия «Погибшие люди» маленький хорват приходит в восторг.
Он хлопает в ладоши и кричит:
— Превосходно, превосходно…
Этот полукарлик с большой бородой осваивается у нас с необыкновенной, быстротой. У Татьяны Алексеевны он целует ручки, а меня называет братом.
Геруц садится за мой стол, достает из портфеля чистый лист бумаги и, прежде чем написать соглашение, объясняет нам, что Морозова он хорошо знает и вполне ему доверяет. Условия для меня, по его мнению, очень выгодные. Он издает «Погибшие люди» в трех томиках по рублю каждый и пускает в продажу. Затем, покрыв расходы по изданию, чистую прибыль делит пополам: пятьдесят процентов мне, а остальное ему.
— Таким образом, — заканчивает Геруц, — когда все книги будут распроданы, на вашу долю придется около двух тысяч рублей. Превосходно? А?..
Я бегаю по комнате, потираю руки и с нескрываемой радостью заранее благодарю Геруца.
— В какое же время вы думаете продать книги? — раздается трезвый голос Татьяны Алексеевны.
Геруц поднимает на нее веселые глаза, кривит рот в улыбку и уже не так уверенно говорит спотыкающимся голосом:
— Это, как вам сказать… будет зависеть от некоторых причин… Если книги интересны для чтения, если господин Морозов не пожалеет денег на рекламу и на критиков…