человеко-часов. Этого не случилось, и одной из причин тому, пришел он к убеждению, были человеческие качества рядовых людей. Он по-прежнему не сомневался, что работники, делавшие ремонт, знали, чей это дом, и не верили истории про “Джозефа Антона”; а вскоре после того, как полицейские выехали и работать с ним начал Фрэнк, возникла проблема с дверью гаража – с подозрительно тяжелой “деревянной” дверью со сталью внутри и открывающим-закрывающим механизмом, который из-за этой тяжести часто отказывал, – и механик от компании, установившей дверь, болтая
с Фрэнком во время работы, сказал ему: “Вы, конечно, знаете, чей это был дом? Мистера Рушди, того самого. Вот бедолага”. Так что иные из тех, кому “не полагалось” знать, знали. Но никто не трепал языком, ничего не попало в газеты. Все понимали: дело серьезное. И помалкивали.
Впервые за девять лет у него появилась “постоянная группа” охранников для появлений “в общественных местах” (для посещений ресторанов, прогулок по Хэмпстед-Хиту, изредка – походов в кино, время от времени – литературных мероприятий: чтений, надписываний книг, лекций). Боб Лоу и Берни Линдзи, красавцы, ставшие любимцами лондонского литературного мира, чередовались с Чарльзом Ричардсом и Китом Уильямсом, которые таковыми не стали. И ВХИТы: Рассел и Найджел чередовались с Иэном и Полом. Эта группа, занимавшаяся только операцией “Малахит”, была не только придана, но и предана ему. Ребята были убежденными его сторонниками, готовыми сражаться за его дело. “Мы все восхищаемся вашей стойкостью, – сказал ему Боб. – Будьте в этом уверены”. Нет причин, считали они, чтобы он не вел такую насыщенную жизнь, какую хочет вести, и их работа состояла в том, чтобы делать это возможным. Они убедили ответственных за безопасность нескольких авиалиний, на которые влияло продолжающееся нежелание “Бритиш эйруэйз” его перевозить, не следовать примеру “БЭ”. Они хотели, чтобы его жизнь стала лучше, и охотно ему помогали. Он никогда не забудет и никогда не перестанет ценить их дружбу и поддержку.
Они по-прежнему были начеку. Пол Топпер из Ярда, курировавший работу группы, сказал, что в донесениях разведки говорится о некоей “активности”. Не время было расслабляться.
Пришла одна печальная новость: Филу Питту – полицейскому, которого сослуживцы прозвали Рэмбо, – пришлось уйти со службы из-за дегенеративного заболевания позвоночника, грозившего впоследствии усадить его в инвалидное кресло. Что-то страшно шокирующее было в том, как подкосил недуг одного из этих рослых, подтянутых, сильных, активных мужчин. И ведь эти мужчины – профессиональные защитники. Их работа – делать так, чтобы у других все было в порядке. Они не должны расклеиваться. Это неправильно.
Элизабет хотела второго ребенка, хотела завести его не откладывая. Сердце у него упало. Милан был колоссальным подарком, доставлявшим огромную радость, но еще раз сыграть в генетическую рулетку у него желания не возникало. Двоих прекрасных сыновей ему было более чем достаточно. Но Элизабет, когда ей чего-то хотелось по-настоящему, проявляла недюжинное упорство – можно, пожалуй, даже сказать, упрямство, – и он боялся, что если откажется, то потеряет ее, а вместе с ней и Милана. Сам же он нуждался не в очередном ребенке. Он нуждался в свободе. И неизвестно было, удастся ли ему когда-нибудь удовлетворить эту потребность.
На этот раз она забеременела быстро – она еще кормила Милана грудью. Но теперь им не повезло. Через две недели после того, как беременность подтвердилась, произошла хромосомная трагедия: ранний выкидыш.
После выкидыша Элизабет отвернулась от него и всецело посвятила себя маленькому Милану. Нашли было няню – ее звали Сьюзен, она была дочерью сотрудника Особого отдела, – но Элизабет отказалась ее нанимать. “Мне нужен кто-то всего на час или два в день, – сказала она. – Просто присмотреть немного за ребенком”.
Их жизни стали во многом раздельными. Она даже не желала ездить с ним в одной машине, предпочитая садиться с ребенком в другую. Он почти не видел ее в течение дня, и в большом пустом доме его жизнь, он чувствовал, тоже становилась пустой. Иногда часов в десять вечера они вместе ели омлет, а потом она была “слишком уставшая, чтобы бодрствовать”, а он был слишком взвинчен, чтобы спать. Она нигде не хотела с ним бывать, ничего не хотела с ним вместе делать, не хотела проводить с ним вечера и обижалась, если он заикался о том, чтобы поехать куда-нибудь без нее. Ребенок стал средством ограничения свободы. “Я хочу родить еще двух”, – сказала она без обиняков. Сверх того они мало о чем разговаривали.
Друзья начали замечать, что между ними растет отчуждение. “Она никогда теперь на тебя не смотрит, – обеспокоенно заметила Кэролайн Мичел. – Никогда к тебе не прикасается. В чем дело?” Но он не хотел никому говорить, в чем дело.
Милан начал ходить. Ему было десять с половиной месяцев.
Издательство “Рэндом хаус” приняло “Шайтанские аяты” в мягкой обложке к себе на склад, и сразу же британская пресса начала изо всех сил разжигать страсти. “Гардиан” поместила на первой странице провокационную заметку, где высказывалось предположение, что решение “Рэндом хаус” “возродит” былые неприятности, и в результате они в каком-то смысле не замедлили возродиться. “Ивнинг стандард” пригрозила напечатать сообщение о том, что “Рэндом хаус” так поступило, не посоветовавшись с полицией. Дик Старк, позвонив в газету, уведомил ее, что это неправда, и тогда она пригрозила сообщить, что “Рэндом хаус” берет роман под крыло вопреки мнению полиции. Дик Старк связался с людьми из крепости, украшенной рождественскими елками, и они сказали, что риск “минимален”; это успокоило Гейл Рибак. Консорциум в составе Эндрю, Гиллона и его самого уже пять лет допечатывал книгу в дешевом варианте, так что эта смена склада не заслуживала такого внимания прессы. Издание в мягкой обложке уже было “нормализовано” по всей континентальной Европе, в Канаде и даже в Соединенных Штатах, где роман с эмблемой “Аул букс” без всяких проблем распространяла компания “Генри Холт”. Но несколько недоброжелательных газетных публикаций могли сделать ситуацию в Великобритании совсем иной. “Рэндом хаус” и Особый отдел приложили немало усилий, чтобы унять “Стандард”, и в итоге газета не стала ничего печатать. А “Телеграф” поместила взвешенную, продуманную, абсолютно разумную статью. Риск уменьшился. Тем не менее “Рэндом хаус” установило в издательской экспедиции аппаратуру обнаружения взрывных устройств и предостерегло персонал. Всех, кто занимал в компании высокие должности, по-прежнему беспокоило, что пресса может спровоцировать острую реакцию исламистов. И все же они, что делает им очень большую честь, готовились переиздать роман с эмблемой “Винтидж”. “Я уверен: худшее, как мы могли бы себя повести, – это отступать и откладывать, – сказал
