На одном из уроков в более ранние годы он сыграл нам несколько утонченных отрывков из недавно обнародованных сочинений (кажется, Дебюсси) и обратился к нам с вопросом: какое на вас впечатление производит эта музыка (его лицо при этом выражало живейший интерес), и, не дожидаясь наших ответов, сам стал говорить: „Это музыка талантливая и даже искренняя. Но в ней есть черты несомненной болезненности. Ведь в какой среде зарождается это новое искусство? В мистически настроенных кругах парижской богемы. Здесь не может не быть следов болезненности“. Еще через несколько минут он вскочил с места и с совершенно юношеским энтузиазмом воскликнул: „А как бесконечно интересно, что будет дальше с искусством! Увы, мне едва ли даже десять лет будет дано следить за ним“. Это было всего лишь года за четыре до смерти Римского-Корсакова» (М. Гнесин. Н. А. Римский-Корсаков в общении с учениками).
«Относительно таланта Николая Андреевича как композитора споров быть не может. Что же касается до его выступлений в качестве дирижера, то они подверглись суровым отзывам со стороны критики. По моему личному мнению, критики в данном случае были неправы.
Николай Андреевич обладал всем тем, что нужно для дирижера, а именно: феноменальным абсолютным слухом, тонким знанием оркестра, большим вкусом и памятью на темпы. Его замечания на репетициях были необычайно дельными. Он умел добиваться от оркестра должных оттенков. Благодаря этим качествам многое проходило под его дирижерством чрезвычайно удачно. Так, первая симфония Бородина была однажды исполнена в присутствии автора оркестром под управлением Николая Андреевича. Бородин заявил, что исполнение симфонии выше всяких похвал. Но я неоднократно замечал, что Николай Андреевич несравненно лучше дирижировал на репетициях, чем во время концертов. Неуспех Николая Андреевича в качестве дирижера я просто объясняю его неспособностью, выступая в концертах, преодолевать свою скромность и смущение и публично позировать за дирижерским пультом. Неуспех его как капельмейстера, а также строгая самокритика побудили его отказаться от выступлений в концертах.
Многие направления в современной западной и русской музыке его отталкивали. Тем не менее он интересовался новыми веяниями в музыкальном мире и не уставал изучать образчики, выслушивая их в концертах, а иногда и по партитурам. Николай Андреевич был более или менее постоянен в своих вкусах, но иногда их менял. Он, например, первоначально относился отрицательно к музыкальному творчеству Вагнера второй половины его деятельности. Затем, после долгого и детального изучения его произведений этого периода, присутствуя на репетициях опер или изучая их партитуры, он, наконец, понял красоту содержания и высокие музыкальные достоинства творчества Вагнера и стал одним из горячих его поклонников.
Хотя Николай Андреевич был враг нелогичности в построении музыки, тем не менее в самых последних сочинениях у него иногда замечается стремление к изысканности, иллюзионизму, столь свойственным нашему времени. Нужно заметить, что самого слова „декадентство“ он не выносил. Но, как я уже сказал, до некоторой степени отдал дань своему времени.
Одна музыка не поглощала его внимания. Он страстно любил природу, интересовался другими видами искусства и даже чуждыми его специальности научными дисциплинами, вроде астрономии. И здесь он проявлял не простое любопытство. У него было серьезное желание проникнуть в самую суть той или иной научной дисциплины…
…К течениям общественной мысли он относился с большим интересом и вдумчивостью. Так, например, пробудившееся среди молодежи увлечение марксизмом побудило его ознакомиться с положениями этого политического учения. Общественные события последних лет первоначально поглотили всецело его внимание. Он занялся изучением платформ народившихся политических партий, но впоследствии он охладел к политическим вопросам и даже перестал читать газеты» (А. Глазунов. Воспоминания о Н. А. Римском-Корсакове).
РОДЧЕНКО Александр Михайлович
23.11(5.12).1891 – 3.12.1956
Живописец, скульптор, график, фотограф. Один из организаторов Института художественной культуры. Серии работ «Композиции движений проецированных и окрашенных плоскостей» (1918), «Концентрация цвета и форм» (1918), «Плотность и все» (1919), «Линиизм» (1919) и др. Муж художницы В. Степановой.
«Я довел левую живопись до логического конца и выставил три холста: красный, желтый и синий… Утверждая: все кончилось, цвет основной, каждая плоскость есть плоскость, на ней не должно быть изображений, она красится в один цвет.
Не правы те, которые пишут и говорят, что левое искусство было извращением буржуазии, что левое искусство – это ее зеркало.
В 1916 году я участвовал на футуристической выставке, называвшейся „Магазин“. В это время я ходил зимой и летом в ободранном осеннем пальто и кепке. Жил в комнате за печкой в кухне, отгороженной фанерой.
Я голодал.
Но я презирал буржуазию. Презирал ее любимое: Союз Русских художников, эстетов Мира Искусства. Мне были близки такие же необеспеченные Малевич, Татлин и другие художники.
Мы были бунтари против принятых канонов, вкусов и ценностей.
Мы не на вкус буржуазии работали. Мы возмущали их вкусы. Нас не понимали и не покупали.
Я чувствовал свою силу в ненависти к существующему и полную правоту нового искусства» (А. Родченко. Вариант творческой автобиографии).
«Вообще о темпераменте Анти [прозвище А. Родченко. – Сост.] трудно сказать. Иной раз кажется, что это железный человек без всякого темперамента, с ужасной ленью и упорством; а иногда он проявляет такую необычайную активность, что кажется – он обладает необыкновенным темпераментом. По отзывам мало знающих его людей, он кажется прямым, но с невыносимым характером. Кроме того, он злой, но не вспыльчивый, „назад не ходит“, как он сам говорит. Но мне кажется, что не злой, а, скорее, раздражительный от разных причин, так как дома он бывает очень нежный, веселый и ужасно дурачится. Никто Анти не знает настоящего, так как у него нет друзей и он очень скрытный по характеру и без всякой сентиментальности.
…Апатичный и даже, пожалуй, ленивый, раздражительный и нетерпеливый – он совсем другой у своего стола, и понятна его нелюбовь к гостям, к хождениям куда-нибудь – ибо это отрывает и отвлекает его от творчества.
У стола Анти нельзя вывести из терпения никакими мерзостями, и он не станет дома расстраиваться, так как всю энергию бережет для творчества и твердо убежден, что он „горит“ на стенах выставок. До остального ему нет дела.
