между Россией и Германией существовала подлинная дружба, то никакая война в Европе не была бы возможна… Потому-то Германия и бряцала оружием, что не была уверена в нас, что мы бросались то в объятия Франции, то в объятия Англии, и естественно, что Германия боялась нашего союза с ее врагами. Есть кто-то третий, кому выгодна гибель и Германии, и России”…
“Книга Нилуса”, — перебил меня мой собеседник и закатился смехом. Он смеялся таким заразительным смехом, что я только и мог сказать ему:
“Да перестаньте же, на нас все смотрят”…
Но он не унимался и, трепля меня за рукав, сказал мне деланно серьезным тоном:
“Знаете, князь: Вы действительно приехали в самый раз… Тащите сюда скорее всю Ставку; смотрите, там еще все сидят за столом; скажите им: “Поворачивайте оглобли… Повоевали с Германией, и будет с вас: а теперь кидайтесь на Англию, а затем на Францию, чтобы всем досталось понемножку; а то, что же, в самом деле, наседаете на одну Германию и рвете ее на клочья”…
“Где же тут справедливость!.. Ах, как досадно, что Вы не привезли с собою Нилуса… И что бы было взять его с собою!.. Если приедете в другой раз, непременно привезите его с собою… Хорошо?..”
“Хорошо”, — ответил я, любуясь жизнерадостностью моего собеседника. “Держите его, держите!” — полушепотом закричал он, указывая на генерала Алексеева, сорвавшегося со своего места и почти выбегавшего из столовой.
“Ах, досада какая, упустили… А теперь не догонишь его и с гончими’’…
Обед кончился. Шумно раздвигались стулья, и столовая быстро опустела.
Беседовавший с каким-то незнакомым мне священником, о. Александр подошел ко мне, и я стал прощаться с моим собеседником.
“Не забудьте же Нилуса”, — сказал он, делая серьезную мину и крепко пожимая мою руку.
В крайне подавленном состоянии духа возвращался я, вместе со священником Яковлевым, в гостиницу…
Я был уверен, что, заранее предуведомленный о моем приезде в Ставку, протопресвитер Шавельский сделает все нужные распоряжения к достойной встрече святынь; но вот первый день моего пребывания в Ставке уже кончился, а о моем приезде никто даже не знал, и появление мое в Офицерском Собрании явилось для всех неожиданным.
Прибыв с вокзала прямо в Собор ко всенощной, я услышал от генерала Воейкова, в ответ на мою просьбу доложить Его Величеству о миссии, возложенной на меня Государынею, что вопрос касается не коменданта, а протопресвитера… Но протопресвитер, немедленно после окончания всенощной, куда-то скрылся, и я не мог найти его. Меня направили в Офицерское Собрание; но и там его не оказались… Сказали, что протопресвитер, вероятно, обедает с Государем… Все это нервировало меня… Но особенно угнетало меня то, что священник Яковлев, смиренный сельский пастырь, был свидетелем той картины, какую видел в Офицерском Собрании и какая так поразила его; и я понимал, почему он так глубоко вздыхал и отмалчивался…
Мы молча простились с ним, и каждый ушел в свой номер. Я решил отправиться к протопресвитеру Шавельскому завтра, рано утром, до начала литургии, в его канцелярию, какая помещалась в Штабе.
Глава 9. Протопресвитер Г.И. Шавельский
Я шел по улицам, разукрашенным, по случаю Тезоименитства Наследника Цесаревича, флагами… Было только 8 часов утра… Встречных было мало… Прошло несколько минут, прежде чем я нашел канцелярию протопресвитера. В первой комнате сидел за столом Е.И. Махароблидзе… Он был правой рукою всесильного протопресвитера, и в его движениях сказывалась уверенность человека, довольного своим положением. Протопресвитер находился в смежной комнате. Я прошел к нему…
“Вот видите, как мы живем здесь, — сказал мне Г.И. Шавельский, указывая рукою на стоявшую в углу кровать, — вот и все наше убранство… Здесь моя квартира, здесь и канцелярия”.
Не желая терять времени, я перешел непосредственно к тому, что меня угнетало, и сказал протопресвитеру:
“Никогда бы я не подумал, что Вы окажете такой прием чудотворному образу Божией Матери, пред которым сам Святитель Иоасаф коленопреклонно молился, со слезами… Я был уверен, что Вы встретите святыню еще более торжественно, чем ее встречали в Харькове и по пути следования в Ставку, когда даже на маленьких станциях, ночью, духовенство и народ, с хоругвями и свечами в руках, ждали прибытия поезда, чтобы приложиться к иконе, и служились непрерывно молебны о ниспослании победы на фронте… Мне казалось, что Вы встретите Царицу Небесную на вокзале крестным ходом с Царем во главе, пройдете с вокзала в Собор, отслужите пред Нею молебен и поставите икону на подобающее святыне место; а увидел я только одного Е.И. Махароблидзе, с брезентовым автомобилем, на котором разъезжают солдаты”…
“Какие там крестные ходы! — запальчиво ответил Г.Шавельский, — это архиепископу Антонию делать нечего; он и устраивает крестные ходы, да всенощные служит по пяти часов: а нам здесь некогда. По горло заняты”…
Я обомлел от этих слов; однако, не допуская еще такого издевательства над религиозным чувством, я спокойно сказал о. Шавельскому:
“Позвольте, здесь, верно, какое-то недоразумение… Вы должно быть не знаете, что я командирован в Ставку по повелению Ея Величества, и того, чем вызвана моя командировка… И что, по возвращении в Петербург, я должен буду представить Государыне доклад о своей поездке”.
Г.И. Шавельский промолчал… Рассказав о докладе полковника О., о бывших ему дважды явлениях Святителя Иоасафа, о таком же явлении старцу в селе Песках, я добавил:
“Совершенно не подобает мне утверждать пастыря Церкви в вере; однако же я думаю, что Вы берете на себя великую ответственность, не выполняя повеления Святителя Иоасафа… Если бы я был даже неверующим, то и тогда одновременное явление Святителя в разных местах двум разным лицам — одному — живущему в месте пребывания святой иконы, в селе Песках, а другому — находящемуся на фронте, и переданное им одинаковое повеление Божие, поколебало бы мое неверие… Святитель приказал не только привезти святые иконы в Ставку и здесь их оставить, а повелел обойти с ними фронт и предупредить, что такова воля Матери Божией, и что только при этом условии Господь помилует Россию; а вы не встретили святыни на вокзале и не предуведомили Царя”…
“Да разве мыслимо носить эту икону по фронту! — возразил протопресвитер. — В ней пуда два весу… Пришлось бы заказывать специальные носилки…
А откуда же людей взять… Мы перегружены здесь работой, с ног валимся. Все это Ваша мистика; это Петербург ничего не делает, ему и снятся сны; а нам некогда толковать их, некогда
