винокура, страшно мучится от сознания, что своей избраннице не ровня. Пани Мирослава сразу же уловила, каким могучим душевным порывом рождено стихотворение «Не гляди…». Пани Мирослава глядела, и поэт не стал от нее таиться. Не самой дольносновской красавице, которой он посвятил стихотворение, — Ясь прочел его пани Мирославе. Впрочем, стихотворение вроде бы оказывалось и по адресу: будучи немногим старше Яся, силой выданная родителями замуж за пожилого, больного эпилепсией винокура, сама пани Мирослава до встречи с белорусским поэтом о любви, пожалуй, знала только то, что вычитала из книг. С горящими глазами, взволнованная и несколько смущенная своим душевным порывом, слушала она глуховатый голос Купалы:
Не гляди на меня, не гляди, отойди —
Я боюсь твоего колдовства и огня!
Надо мной ты смеешься… Ступай, не гляди —
Ты погубишь, погубишь навеки меня!
Взгляд очей твоих душу измучил мою.
И с собою мне справиться не по плечу:
То к тебе заспешу, то вдруг стану-стою,
То жалею тебя, то проклятья шепчу.
Не стряхнуть с себя наваждения пани Мирославе: не сам ли Адам Мицкевич ожил перед нею?..
Ты не любишь меня. Ты мечтаешь о тех,
У которых дукаты звенят наяву…
Что же дам я тебе? Я беднее их всех,
Я в скитаниях тяжких на свете живу.
Пани Мирослава знала ту, которую манил звон дукатов. О, будь пани Мирослава на ее месте, она ни за что не повторила бы ошибки Марыли Верещаки [18] — не пошла бы за постылого графа Путкамера. Она пошла бы за этого — «живущего в скитаниях тяжких», за этого — отвергающего в отчаянии свою неразделенную любовь:
Я же буду терпеть и тот день проклинать,
Когда встретил тебя и увидел твой взгляд.
Уходи, не гляди! Это, видно, судьба,
Что вовеки уже ты не будешь моей.
Уходи иль погубишь меня и себя —
Вон бушует во мне кровь сильней и сильней!
— О, если б вы так для меня написали, дорогой Ян! — прошептала пани Мирослава.
Ясь Луцевич покраснел, поднял глаза на пани Мирославу, и, чтобы не выдать, как непривычно порозовели щеки и у нее, пани Мирослава отвернулась к окну.
Стихотворение, посвященное ей, поэт принес назавтра. Оно называлось «Из песен недоли» и было о конвое, который «бредет, сверкая саблями», об арестантах, позванивающих кандалами, о сиротинушке, «у ворот плачущей с голоду, стынущей с холоду», и о самом поэте, о том, что «за работою бесполезною силы губятся неокрепшие». Под конвоем арестантов вели — это и Ясь наблюдал, и пани Мирослава — трактом, мимо винокурни, на Несвиж, Минск едва ли не каждый день. И каждый день у ворот винокурни плакали сиротинушки.
Стихотворение заканчивалось словами:
Эх, и как тут жить
Сердцу чуткому,
Не согретому,
Одинокому!
На
