Спала я отвратительно и в половине седьмого уже была одета. Когда я ехала в такси, позвонили из больницы. Ричард проснулся и, не увидев меня, расстроился. Видно, он устроил настоящий скандал, раз сестры даже позвонили мне. Я твердо решила больше в гостинице не ночевать.
Такси ехало целую вечность. Я сидела, зажав в кулаке деньги, — чтобы сразу расплатиться и бежать в палату. Снова зазвонил телефон.
— Минди, Ричард сильно разволновался. Ты скоро приедешь?
— Через пятнадцать минут. Скажите ему, я уже в пути.
— Хорошо, дорогая. Не беспокойся.
Но как мне было не беспокоиться? Я не могла себе простить, что заставила его страдать. Как я могла так эгоистично поступить? Едва машина остановилась, я пулей выскочила из нее и кинулась к лифтам.
Палата Ричарда была на седьмом этаже, и лифт полз туда целую вечность. Я пронеслась мимо поста медсестры и влетела в палату.
— Привет!
— Привет! — просиял Ричард. — Как здорово, что ты вернулась!
Мы крепко обнялись. Уж не знаю, насколько путаное у него было сознание. Может, он действительно испугался, что я не вернусь. Посттравматическая амнезия — странная штука. Большую часть времени память у него была как у золотой рыбки (пять секунд). Из прошлого он помнил обрывки, после аварии — почти ничего. Он не мог положиться на свой разум, а это очень страшно. В медицине такое состояние называется спутанностью сознания. Одно он знал твердо — я его союзник. Не был только уверен, существую ли я на самом деле или являюсь плодом его воображения. Ему рассказали об аварии, в которой он выжил, хотя по всему должен был погибнуть. Никаких видимых подтверждений этому не было — разве что синяки и странное ощущение в голове — как будто он был под наркотиками. Он смутно узнавал знакомых, но не мог толком ничего про них вспомнить. Вдобавок его держали пленником в крохотной комнате.
Трудно описать, как развивались наши отношения и какой это был страшный процесс. Ричард продирался сквозь свои чувства и ощущения и пытался вычислить, какое все это имеет отношение к нам. Мне кажется, он принял тот факт, что я — его жена. Я постоянно говорила ему:
— Если тебя что-то беспокоит, если у тебя есть вопросы, задавай их. Я скажу тебе правду.
Очень часто те, кто приходил его навестить, не понимали, насколько важно говорить с ним серьезно. Он задавал вопрос, который казался им глупым, и вместо того, чтобы все спокойно объяснить, они начинали шутить.
Например, как-то раз он спросил:
— А где вечеринка? Куда все идут?
А ему ответили:
— Да это наверху. Мы там так оттягиваемся.
Я тут же вмешалась и сказала Ричарду, что никакой вечеринки нет. Такие вот шуточки только больше его путали. Я-то проводила с ним все время и знала, как важно каждое слово. Я думала, прежде чем ответить на его вопрос, научилась терпению. Но всем, кто общается с таким человеком, не объяснить, какой это сложный процесс, тем более что человек с виду выглядит совершенно нормальным.
Я была с Ричардом практически неразлучна. После того утра я уходила из палаты, только если он спал или к нему кто-то приходил. Причем когда он спал, я приклеивала скотчем записку на экран телевизора — сообщала, куда ушла и когда вернусь.
Я спускалась вниз, покупала в киоске то, что ему нравилось, — автомобильные журналы, сладости. Джеймс Мэй оставил ему «Авто трейд». Они оба обожали играть в покупку машин. Выбирали все, что им понравится. Но, увы, хоть я и клала журнал на самое видное место, он его даже не открывал. Это был не прежний Ричард Хаммонд, и я очень боялась, что ему прежним уже и не стать.
Как-то раз, вернувшись из киоска, я с удивлением увидела, что Ричард говорит по телефону. Он откопал у себя в сумке мобильный (батарейку я спрятала). А батарейку взял из моего мобильного.
Когда я вошла, он тут же закончил разговор и покраснел.
— С кем это ты? — спросила я как бы между прочим.
— Да так, с одним приятелем.
— Понятно. Хочешь посмотреть, что я купила?
Я стала показывать покупки, а о телефонном звонке больше не упоминала. Вскоре пришла медсестра, дала ему лекарство, и он заснул.
Как только он захрапел, я взяла телефоны и тихонько выскользнула из палаты. Включила оба, и мой тут же зазвонил. Это был редактор из «Миррор». Мы с ним постоянно общались после аварии, но сейчас он позвонил, потому что, как он выразился, «мы тут с Ричардом поболтали, и я хотел уточнить все с вами, прежде чем текст пойдет в печать».
Ричард говорил достаточно долго, и редактор успел сообразить, что с ним не все в порядке. Хорошо еще, что он поступил порядочно и связался со мной. Он пообещал ничего не печатать. Слава богу, остались еще честные журналисты!
Я отправилась искать Алекса. Он принес мне несколько пакетов с покупками. Я вернулась в палату, и тут меня охватила паника. Куда же мне спрятать одежду? Ричард так и не оставил безумной идеи сбегать за сигаретами, поэтому его ковбойские сапоги мне пришлось увезти в гостиницу — я дважды ловила его на том, что он надевал сапоги на пижаму.
Я зашла в ванную и закрыла дверь. У стены стоял матрац — я собиралась спать на нем на полу у кровати Ричарда. Я спрятала пакеты за матрацем.
Я вошла в комнату, и тут Ричард проснулся. Он так мило выглядел. Словно пропустил пару стаканчиков хереса. Он улыбался, был обворожителен и все забывал, но главное — он быстро уставал. Медсестры постоянно приходили мерить ему давление, температуру и так далее. Еще они непременно задавали ему вопросы. После их ухода его всегда клонило в сон.
Я попросила Элю привезти в Лидс девочек, а на Би-би-си нам дали машину с водителем. Зашел Алекс, сказал, что они уже подъезжают. Я побежала вниз их встречать. Я ужасно по ним соскучилась.
Увидев их, я чуть не расплакалась. Обняла дочек и Элю. И спросила администратора, куда мне отвести детей. Она пустила нас в комнату, где стоял широченный стол и штук двадцать стульев. Я усадила девочек рядом и присела перед ними на корточки.
— Вы понимаете, где мы?
— Понимаем, — ответила Иззи, сося большой палец. — В больнице.
Уиллоу серьезно кивнула.
— Помните, мне пришлось срочно уехать — надо было привезти папе одежду?
— Да, потому что свою он испачкал и порвал, — ответила Уиллоу.
— Правильно, солнышко. — Я улыбнулась им. — Так вот, когда он порвал одежду, он еще немного ударился головой.
Иззи задумчиво кивнула:
— И кровь была?
— Совсем немного. У глаза.
— Ой! Ему пластырь наклеили? — спросила Уиллоу.
— Да нет, забинтовали.
— Ого! Вот здорово, — восхитилась трехлетняя Уиллоу.
Я взглянула на Иззи. Она не вынимала пальца изо рта и смотрела серьезно и сосредоточенно.
