России. Однако после "оранжевой революции" следующий шаг - создание Таможенного союза - застопорился. Путин утверждал, что создание такого союза позволит создать мощный экономический блок, объединяющий 210 млн. человек, что будет отвечать всем их интересам. Виктор Янукович, вернувшийся на пост президента Украины, разрывался. В марте 2012 г. он парафировал Соглашение об ассоциации с Европейским союзом, которое могло стать первым шагом на пути к членству в ЕС. Однако Еврокомиссия настаивала на том, что до подписания соглашения Киев должен предпринять значительные шаги по снижению уровня коррупции, укреплению демократии и верховенства закона. Янукович, который был коррумпирован до мозга костей, понимал, что это может оказаться непростой задачей.
На этом этапе еще можно было бы найти компромисс. Но отношение России к ЕС изменилось. Изначально Путин рассматривал его как позитивную силу, как независимый центр силы, который, в отличие от НАТО, не всегда был обречен следовать за Америкой. Отказ Франции и Германии присоединиться к возглавляемому США вторжению в Ирак, казалось, подтвердил это. Так же как и то, что ЕС отверг американские опасения по поводу чрезмерной зависимости от российских энергоносителей. Но постепенно отношения испортились. К моменту обсуждения соглашения об ассоциации Украины Путин начал рассматривать ЕС как преследующую НАТО лошадь. Он сказал Ангеле Меркель: "Когда я смотрю на членство в ЕС и на членство в НАТО, я вижу практически одно и то же. Поэтому, когда я слышу о соглашении об ассоциации для Украины, я знаю, что за ним последует НАТО.
Ухудшение отношений России с ЕС совпало с назначением Жозе Мануэля Баррозу на пост председателя Комиссии ЕС. Баррозу был премьер-министром Португалии во главе правоцентристского правительства, которое решительно поддержало вторжение Джорджа Буша в Ирак. У него было мало времени для России, и он старался, чтобы это было видно. На одной из первых встреч с Путиным он начал разговор со слов: «Извините, я могу уделить вам только час. У меня назначена другая встреча, которую я не могу отменить». Путин нашел его антипатичным, высокомерным и самовлюбленным. Отношение Баррозу было не единственным фактором. К 2012 году Россия и ЕС расходились и по ряду экономических вопросов. Но отсутствие сочувствия не помогло.
Послание Баррозу Украине заключалось в том, что она не может одновременно иметь Соглашение об ассоциации с ЕС и быть членом российского Евразийского экономического союза. Януковичу пришлось выбирать. Или одно, или другое.
Немцы с этим не согласились, и Ангела Меркель призвала Комиссию найти компромисс. Романо Проди, бывший премьер-министр Италии, который был предшественником Баррозу, считал, что "при наличии доброй воли [и] небольшого количества изменений" членство в двух организациях можно легко сделать совместимым. Баррозу неохотно согласился начать переговоры, но на слишком низком уровне, чтобы что-то изменить. Отчасти проблема заключалась в характере принятия решений в ЕС. Организация, в которой чиновники из 27 разных стран должны торговаться по поводу мелкого шрифта, прежде чем будет достигнут консенсус, имеет мало возможностей для гибкости. Но дело было еще и в высокомерии - "высокомерии бюрократов", как выразился главный советник Меркель по внешней политике Кристоф Хойсген. Отношение ЕС было таким: "бери или уходи".
Меркель была едва ли не единственным лидером ЕС, предвидевшим, что все может закончиться плачевно. Она чаще общалась с Путиным и лучше других своих коллег понимала его мысли. Почти половина украинского экспорта идет в Россию, напомнила она Януковичу. Если не будет достигнут компромисс, Киев потеряет этот рынок. Это не отвечало интересам ни одной из стран, и было неясно, как отреагирует Путин. Были и другие причины не торопиться. ЕС страдал от усталости от расширения, и Франция, и Германия хотели приостановить процесс до тех пор, пока новые члены из Восточной Европы не освоятся и союз не начнет функционировать более эффективно. Но, прежде всего, Меркель беспокоило то, что никто, похоже, не продумал последствия украинского партнерства.
На публике Путин настаивал на том, что Россия будет уважать любое решение Украины. В частном порядке он предложил Януковичу выбор. Если он подпишет договор с ЕС, Россия примет ответные меры, если же нет, Москва окажет ему существенную помощь, включая льготные цены на газ и кредит в размере 15 млрд. долл.
Все лето 2013 года украинский лидер колебался.
Даже оглядываясь назад, трудно понять, почему никто в Европейской комиссии не осознал, что играет с огнем. Рональд Макинтош, занимавший ряд постов в высших эшелонах британской государственной службы, писал в недоумении:
Неужели европейские политики в Брюсселе (столице страны, этнические, языковые и религиозные различия которой удивительно похожи на украинские) не знали, что любое российское правительство [будет] самым решительным образом сопротивляться любой попытке включить стратегически расположенное государство Украина, через которое прошли все российские захватчики в прошлом веке, в орбиту Европейского Союза и, следовательно, НАТО? Для человека, хорошо знающего историю, это было нетрудно предвидеть.
В Бухаресте Путин дал понять, что любое движение в сторону вступления Украины в НАТО будет иметь серьезные последствия. Грузинская война была предупреждением, и именно так и задумывалось, о том, как Россия может отреагировать, если это произойдет. Европейцы настаивали на том, что ЕС существует отдельно от НАТО, и легкомысленно полагали, что вступление Украины в НАТО не создаст особых проблем. Это было не просто недальновидно, это было заведомо слепо.
Американцы были не менее ослеплены. Вице-президент Джо Байден, которого Обама назначил ответственным за украинские вопросы, обладал огромным опытом в американской политике, но мало что знал о чувствительных моментах в Киеве и Москве. Виктория Нуланд, ответственная за Украину в Госдепартаменте, была "ястребом" в России, чьи резкие высказывания приводили в замешательство как друзей, так и недругов. Именно Нуланд, обсуждая планы Америки в отношении Украины, знаменито заявила: «К черту ЕС!»
Это замечание было непреднамеренно показательным.
При всех высокопарных заявлениях из Вашингтона о продвижении прав и свобод человека ни США, ни Россия не проявляли реальной заботы об интересах Украины, и делать вид, что это не так, было лицемерием. Целью Вашингтона было расширение американского влияния на территории, прилегающие к российским границам. Пола Вулфовица уже не было в правительстве, но его идеи продолжали жить. Карл Гершман, многолетний президент Национального фонда поддержки демократии, назвал Украину "самым большим призом", который Америка должна вырвать из рук России. Александр Виндман, отвечавший в Белом доме за политику в отношении Украины несколько лет спустя, охарактеризовал ее как буферное государство - "оплот против российской агрессии в Восточной Европе, ... критически важный для интересов США и НАТО".
То, что США именно так смотрят на Украину, ни для кого не
