140
Это было время, когда она «безумно» увлекалась вязанием и обвязывала шарфами семью и знакомых.
Косвенное подтверждение я вижу в том, что адресат стихотворения назван на «вы» с маленькой буквы. В стихах, обращенных к конкретному лицу, Цветаева обычно писала «Вы» с большой (см. стихи к C. Я. Эфрону, П. Я. Эфрону, О. Э. Мандельштаму, циклы «Подруга» и «Комедьянт»).
Звено. 1925. № 129. 20 июля; № 116. 20 апр.
Слоним М. Десять лет русской литературы // Воля России. 1927. № 10. С. 75.
Звено. 1925. № 124. 15 июня.
Последние новости. 1932. № 4159. 11 авг. С. 3.
Булгаков В. Ф. Как прожита жизнь. Л. 51. Следующие цитаты из этих воспоминаний: л. 48, 56.
Эта и следующая цитаты из воспоминаний Г. И. Альтшуллера по: Altschuller Gregory I. M. D. Marina Tsvetayeva: A Physician's Memoir // SUN. Vol. IV. Number 3: Winter 1979/1980. P. 118–120.
Цветаева М. Неизданное. Семья: История в письмах. С. 315.
Письмо ко мне В. А. Трайл (Гучковой, по первому мужу Сувчинской) от 19 августа 1981 г.
Письмо О. Е. Колбасиной-Черновой к Л. Е. Чириковой от конца ноября 1925 г. Цитирую по копии, подаренной мне адресатом.
Из письма ко мне В. А. Трайл от 6 декабря 1979 г.: «Легла, было. В воспоминаниях. Увидела мое первое посещение Марины. Она кормила грудью Мура. У него была такая громадная голова (с лицом), что я подумала: „Марина кормит грудью Сувчинского, чрезвычайно уменьшенного“. Сувчинский был очень большого роста с соответственно большим лицом. А по цвету оба (Мур и Сувч.) были одинаковы».
Автор памятника Крысолову в Гаммельне, не зная поэмы Цветаевой, по-цветаевски трактует легенду об уводящем детей из города Крысолове: он поставил скульптурную группу над водой, а Крысолова изобразил романтическим Музыкантом, влекущимся за звуками своей музыки.
Письмо С. Я. Эфрона В. Ф. Булгакову от 31 декабря 1925 г. – 2 января 1926 г. РГАЛИ. Фонд 2226, оп. 1, ед. хр. 1253. Далее ссылки: фамилия адресата и дата.
Письмо ко мне от 15 сентября 1981 г.
Последние новости. 1925. № 1704. 12 нояб.; № 1705. 13 нояб.; № 1706. 14 нояб.; № 1710. 19 нояб.; 1926. № 1758. 14 янв.
От названия литературно-критического журнала Российской Ассоциации пролетарских писателей «На посту» (Москва, 1923—1925).
Письма от 9 февраля и 4 марта 1926 г.
Иоанн (Д. А. Шаховской), архиепископ. Биография юности. Париж: ИМКА-Пресс, 1977. С. 207.
Последние новости. 1926. № 1778. 3 февр. С. 3.
Эфрон не преувеличивал успеха вечера. Вот как писал о вечере в берлинской газете «Руль» (1926. № 1580. 12 февр.) Модест Гофман, подписавший заметку инициалами М. Г.: «…Еще недавно считавшаяся среди вторых имен, полуимен современной поэзии, Марина Цветаева стала за последнее время не только одним из самых крупных имен, но бесспорно самым крупным именем. Ее вечер является лишним подтверждением ее мгновенно выросшей популярности, ее модности: за четыре года в Париже мне еще не удавалось увидеть такого множества народу, такой толпы, которая пришла бы послушать современного поэта; еще задолго до начала вечера не только большое помещение капеллы и хоры были переполнены, но и в проходах происходила такая давка, что невозможно было продвигаться… Она читала и старые стихи из „Лебединого Стана“ (стихи, написанные в Москве в 1917–1922 гг.) и новые…»
Иоанн (Д. А. Шаховской), архиепископ. Указ. изд. С. 211.
Благонамеренный. Брюссель, 1926. № 1. С. 169.
Статья была завершена. 24 марта 1926 г. Цветаева сообщала из Лондона А. А. Тесковой: «Написала здесь большую статью. Писала неделю, дома бы писала 1½ месяца». И в «Ответе на анкету», перечисляя свои прозаические работы, она упоминает: «"Проза поэта (Мой ответ Осипу Мандельштаму)", 1926, имеет появиться в „Современных Записках“». Не появилась – редакции отказались печатать цветаевскую «отповедь» Мандельштаму; возможно, беловая рукопись исчезла где-то в недрах редакции.
Привожу слова А. С. Эфрон дословно, как я тогда же их записала: «Статьи о Мандельштаме нет. Это даже не черновик, а какие-то самые первые отрывочные наброски. Даже я, которая читаю мамины черновики свободно, здесь многое с трудом расшифровываю. Некоторые слова обозначены просто первой буквой. Человек второпях записывал первые впечатления и первые мысли при чтении „Шума времени“. Я это еще не расшифровала. Это не выражает отношения Цветаевой к Мандельштаму вообще. Она недовольна „Шумом“: что-то на тему „продался большевикам“, это ее возмущает. Мандельштам позволил себе усмехнуться по поводу каких-то людей, не друзей даже, а десятистепенных знакомых. И Цветаева возмущается этим. Кажется, речь идет о каком-то ротмистре и его больной сестре, за которой он ухаживает. Цветаева негодует, как Мандельштам может себе позволить даже не насмехаться, а просто подсмеиваться над ними. Они, мол, к тебе так-то и так-то, они для тебя то-то, а ты вот как…»
Переписывая «Перекоп» перед отъездом в СССР, Цветаева заметила: «NB! А может быть – хорошо, что мой Перекоп кончается победой: так эта победа – не кончается». В этой связи стоит упомянуть, что Цветаева обратила особое внимание на главку 16 поэмы В. Маяковского «Хорошо!» – момент окончательного поражения, когда Добровольческая армия во главе с генералом Врангелем покидает Россию:
Хлопнув
дверью,
сухой, как рапорт,
из штаба
опустевшего
вышел он.
Глядя
На́ ноги,
шагом
резким
шел
Врангель
в черной черкеске.
Город бросили.
На молу —
Го́ло.
Лодка
шестивёсельная
стоит
у мола.
И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
колена
упал главнокомандующий.
Трижды
землю
поцеловавши,
трижды
город
перекрестил.
Под пули
в лодку прыгнул…
В «Искусстве при свете Совести» Цветаева назвала эти стихи «бессмертными строками». Говоря о «состоянии творчества», она писала: «…вот Маяковский поэта в себе не превозмог [выделено мною. – В. Ш.] и получился революционнейшим из поэтов воздвигнутый памятник добровольческому вождю…»
Голос минувшего на чужой стороне. Париж, 1926. № 4. С. 259 и далее.