всевозможные блага…
18 января
Наши морозы переместились в Западную Европу. Париж под снегом, и нанятые безработные разгребают сугробы детскими лопаточками, по крайней мере, так ехидно сообщают советские газеты.
Дочитал воспоминания Натали Саррот, а ещё Юрия Нагибина… 13 января в один день умерли Анатолий Эфрос и Игорь Ильинский. Про Эфроса Кучкина в «Комсомолке» написала: «Он был неудобный художник. Он не вписывался…»
25 января
У Л. проблемы в семье. Андре Моруа советовал: «Самое трудное в браке – уметь перейти от любви к дружбе, не жертвуя при этом любовью». А если нет того, чем жертвовать?..
Печать переполнена интересными материалами – о том, как разворачивалась борьба за власть в марте 1985 года, о Марке Шагале, о том, как Сикейрос готовился к налёту на дом Троцкого, о Ленине, Сталине и т. д. И всё такое, от чего дух захватывает. Гласность! Подходы к правде!..
В Доме архитектора были на «Кохиноре и Рейсшинке» (архитекторы шутят, пародируют и юморят). «У начальства нет плохих решений, – / Каждое решенье – благодать…»
1 февраля
Во МХАТе Олег Ефремов затевает реформы, один из его противников сказал актрисе Мирошниченко: «Самое главное – дожить до пенсии. В гробу я всё это видел…»
Всё стало лишь товаром,
И никаких тебе святынь, –
так написала сегодня в «Правде» Маргарита Алигер. И далее:
Парившие под облаками,
Могли ли мы тогда понять,
Что торговавшие веками
Хотят и дальше торговать…
10 февраля
Семь лет отработал в журнале на Студенческой, и вот теперь новый адрес: у Красных ворот, Красноворотский проезд, 3. Здесь жила когда-то семья Аксаковых (наверное, в доме, который снесли). У Красных ворот была когда-то Огородная слобода, на месте нынешнего МПС – Дворянский женский институт… Переезд был тяжёлый: грузчиков нет, всё на себе – и столы, и бумажные тюки, и машинки… Вчера и сегодня сижу дома: подготовил статью проф. Язева о законе об индивидуальной трудовой деятельности. Пахнет новыми временами…
В воскресенье приезжал в гости Володя Куриленко. Мило посидели, выпили грузинское «Ахашени», дал я ему почитать про Тарковского и Западный ветер. Он: «Ставьте раскладушку, я к вам буду приезжать и читать дальше…» Потом я пошёл его провожать и спросил шутя: «Доживём до пенсии?» Он бодро: «Вряд ли». Что-то все пребывают в печали и в унынии… Да и в стране всё как на весах, куда потянет. Как в 1917 году…
6-го в «Правде» подвал Заславской «Перестройка и социология»: «Мы как бы заново учимся смотреть правде в глаза… У нас была социология без социологов».
15 февраля
10-го в «Варшаве» смотрели «Покаяние». Сеанс длился 2,5 часа, никто не ушёл, а в конце картины даже аплодировали. Тенгиз Абуладзе сделал настоящую вещь. Но фильм не однолинейный, и Варлам Аравидзе (в блестящем исполнении Автандила Махарадзе) – не только Лаврентий Берия. Зло многолико, и оно существует во все времена, везде, где попирают законы, человеческую личность, а террор, доносы и страх становятся привычным состоянием общества…
Критик Вл. Лакшин спрашивает, нужна ли горькая память о прошлом, об ошибках и преступлениях? Фильм отвечает на этот вопрос: необходима. «Нельзя иметь выборочную память и помнить только то, что греет душу!..» – заклинает Роберт Рождественский в номере «ЛГ» за 21 января. Словом, «Покаяние» имеет шквальный успех…
Би-би-си говорит о 70 годах коммунистического удушения и выражает сомнение, что вряд ли русский медведь станет ласковым… Разумеется, они нас не любят и боятся, ну, а мы-то как их не любим и остерегаемся! И тем не менее надо мирно уживаться друг с другом. Недаром в Москве открылся международный форум «За выживание человечества».
В обалденно интересное время живём! «Московские новости» расхватывают мгновенно…
22 февраля
Идёт такой густой поток информации, что голова кругом, и оттого ощущение быстротекучего времени. В школьную пору время тянулось медленно, а сейчас: вот пятница – пролетела неделя и тут же понедельник – началась новая. Может быть, это возрастное восприятие времени?
Дорога на работу тяжёлая: тьма народищу, нет этого тишайшего отрезка в метро «Киевская» – «Кутузовская», когда можно сесть на любое место. Тут центр и оголтелые чиновники… В обеденное время изучаю новый для себя район. Здание президиума ВАСХНИЛ – бывшие Волковы палаты. Нарышкинское барокко. Интересно. Куда-то мы за новизной ездим, а своей родной Москвы толком не знаем…
Спустя 7 лет повторно посмотрели «Сталкер» и не разочаровались. У Тарковского какой-то излом, тщета, опустение, разорение – все наши российские мотивы. А у Феллини, фильм, который мы посмотрели, – «И корабль плывёт», – роскошь буржуазного Запада, но с явным душком разложения. Философская притча, в которой интриги, амбиции, страсти, патология…
Звонил Х., важно заявил, что приходится каждый день ходить в Кремль… А у меня свои ценности и интересы: в «ЛГ» дали подвал об Ирине Одоевцевой, в «Огоньке» – Зинаида Гиппиус, в «Знамени» вышла поэма Твардовского «По праву памяти» и т. д. – и всё безумно интересно, ибо вышло из-за запрета… А ещё сам составляю Хронику-86…
1 марта
Опять нелады с глазами (то ли переутомление, то ли что?), и вообще такое ощущение, стал сдавать. Ещё взлетаю на свой 4-й этаж, ещё бегом спускаюсь в метро по эскалатору, и всё же, всё же… 26-го на работе было собрание, и я ринулся в бой с главным редактором: хватит волюнтаризма, субъективизма, издевательства над коллективом. Прикрылся XXVII съездом партии, который «преподал урок правды, по-большевистски прямого и открытого анализа острейших проблем, решительно отбросил накопившиеся застойные явления и наметил новые пути продвижения вперёд» (формулировка не моя – газетная). Ну, и т. д., почти по зубам. Горбачёв открыл шлюзы, ну, а мы-то что, не лыком шиты?.. Прочитал я доклад, и – тишина, все в шоке, к такому стилю никто не привык. Ф. сидел то белый, то красный… А после собрания на очередном совещании был воплощением демократичности и коллегиальности, советовался по каждому вопросу…
5 марта
2 марта стукнуло 55 лет. «О боже!» Ничего не организовывали, сидели дома, смотрели фотоальбомы, заводили пластинки с песнями 30–40-х годов. «Чайка смело полетела над седой волной…» – эту чайку в фойе какого-то кинотеатра я слушал перед войной. А после войны почему-то запомнилась «Рамона» в исполнении Казимира Малахова. «Рамона, ты слышишь ветра нежный зов…» И мне это было почему-то интереснее и ближе, чем «Каховка, Каховка – родная винтовка, / Горячая пуля, лети!..» Нежный ветер всё же лучше горячей пули…
Сегодня принесли мартовский номер «Нового мира» с поэмой Твардовского «По праву памяти»:
