Ознакомительная версия.
Я понял, что перечить солдафону бесполезно, и раз повестка моя, я должен явиться в комиссариат, где смогу доказать абсурдность ситуации. Быстро, по военному приведя себя в порядок, я оделся и вышел на улицу, искать военные документы времени не было, но я надеялся, что и без них все разрешится.
Моему удивлению не было предела, когда на пороге призывной комиссии в числе нескольких десятков рекрутов я встретил Имре, на нем лица не было, впрочем, причиной его плачевного внешнего вида я считал последствия вчерашней попойки. Оказывается. отец приятеля выписал повестку мне, но не отменил призыв моего брата. От комичности ситуации я хохотал так, что привлек внимание не только караула, но и врача, вышедшего на крыльцо полюбопытствовать о причине такого веселья.
Наконец, раздев до белья, нас повели по цепи кабинетов, где сидели доктора призывной комиссии. В некоторые кабинеты нас заводили по несколько человек, в некоторые по одиночке. Я подошел к двери, на которой было написано «стучать» и постучал. Услышав низкий женский голос. – войдите, я приоткрыл дверь и оказался в кабинете один на один с врачом – дамой несколько старше меня. Врач посмотрела на меня стеклянным взглядом, отвернулась к окну, мне показалось, что лицо ее краснеет как от стыда, затем она повернулась ко мне, опустив голову и закрыв глаза и лоб ладонью, как будто задумалась.
– Оголитесь, – услышал я низкий голос. С дамами я привык играть первую скрипку, но сейчас, как под гипнозом, я выполнил требование доктора, совершенно оголившись. Мадам осмотрела меня томным взглядом и опять закрыла глаза ладонью. – Одевайтесь, можете идти.
К счастью, в своем возрасте я был лишен юношеских комплексов.
– Сударыня, я понимаю, что это ваша работа, но, как приличный человек, я не предлагаю жениться, но готов встретиться с вами в любое время сегодня вечером в уютном местном ресторанчике «Кодмон», управляющим которого имею честь быть, если на то будет ваше согласие.
Дама отнеслась к моему предложению как к шутке, впрочем, отказа, как и по морде, я не получил, выйдя от доктора в приподнятом настроении.
В последнем кабинете совершенно голых призывников встречал старший военный врач, дающий окончательное заключение о служебной пригодности.
Я, конечно, мог закатить скандал, кричать, что дойду до военного министра, что это вопиющая ошибка, и я совершенно не должен идти в армию, но мне стало так жалко родного брата, плетущегося за мной с настроением будущего висельника, что я решил пока не прерывать идущий театр абсурда, и как можно дольше поддерживать брата. – Я всегда успею выйти из смешной ситуации – убедил сам себя я, еще не веря, что все произошедшее – это правда, а не нелепый розыгрыш.
Нас признали годными к действительной воинской службе и в числе других новобранцев отправили в школу первоначальной подготовки, а затем в ротную школу. Если для молодых солдат, призванных на два года, время текло словно каторга, я, относясь ко всему с философским спокойствием, видел в службе даже некоторое развлечение. Зная, что нахожусь не «на своем месте», я относился к происходящему, как к некому приключению, считая, что всегда смогу избавиться от неприятной реальности как от захватывающего, но страшного сна, то есть – проснуться. Во-первых, я был старше всех и опытнее, при этом обладал крепким здоровьем, во-вторых, покровительствуя над братом, я исполнял некий «отцовский» долг, так как не всегда мог уделять ему должное внимание в прошлом, в-третьих, мой возраст не мог оставаться незамеченным, и я давно уже поставил в известность командиров, что попал на службу странным образом. В моем деле разобрались и даже вернули мне звание, так что после полугода службы я был совсем не рядовым, но, как оказалось, бюрократическая машина военного министерства совершенно не умела давать быстрый задний ход, в моем деле обещали разобраться, но просто так отпустить со службы меня, призванного в общем законном порядке, ни один местный командир не мог, поэтому приходилось ждать и верить, что все образуется само собой.
Наступила весна. После праздника революции нас начали готовить к отправке в действующие бригады.
– Вот увидите – бурчал курсант Лайош – наш товарищ по ротной школе. нас непременно отправят в Югославию, глупо думать, что мы остановимся на Словакии.
Отец Лайоша работал дворецким у некой важной дипломатической особы из Будапешта, поэтому курсант считал себя знатоком европейской политике.
– Венгрия поставлена на военные рельсы, не зря же мы присоединились к Тройственному пакту, война идет полтора года и немцы, наши союзники, властвуют в Европе. Сейчас Гитлер объединится со Сталиным и вместе они дожмут англичан со всеми их колониями, нам же с итальянцами предстоит разобраться с соседями на Балканах.
Признаться, мне было все равно до всей этой мировой чепухи, я лишь ждал, когда меня, наконец, отпустят домой, и я смогу вернуться к обязанностям управляющего. Имре ныл, что хорошо бы оставшиеся полтора года обязательной службы провести без военных действий. Мне же доставляло удовольствие шутить над братом, утверждая, что меня вот-вот отправят домой, а его – в маршевую бригаду под пули, должна же быть высшая справедливость, поскольку я попал в армию по его глупой шутке.
В начале апреля нас стали готовить к выпуску, в школу прибыли «покупатели», а нас построили на плацу в полной выкладке с ранцами за спиной и винтовками «на плечо».
Прибывших офицеров было трое. небольшого роста коренастый лейтенант-парашютист, здоровенный верзила, круглолицый майор военно-воздушных сил, и щупленький худощавый лейтенант бронетанковых войск. Эти трое должны были выбрать подходящих кандидатов в свои рода войск, остальных курсантов ждала судьба пехотинцев.
Прибывшие офицеры, желая произвести приятное впечатление на курсантов, шутили и подбадривали рядовых. Нам скомандовали вольно, и объявили, что есть квоты для желающих проходить дальнейшую службу в этих войсках, и, до обеда, каждый кандидат может определиться и подать рапорт, после чего отберут наиболее достойных из всех желающих.
Нас распустили.
– Ну, что, Имре, куда тебя записать, в парашютисты и летчики ты явно не годишься, так как все, что находится выше второго этажа, вызывает у тебя приступ тошноты, остается пойти в танкисты. всегда на земле, да и в танке можно столько всего полезного возить. хоть выпивку, хоть закуску – то, что в самолет не поместишь и за пазухой не спрячешь!
– Давайте рассуждать логически – вставил Лайош. – парашютист, этот лейтенант Жюли, выглядит бравым воякой, хоть и зубоскалил вместе с летчиком, но спуску не даст, такой загоняет до смерти, нет, парашютный батальон – это не рай под крылышком тетушки Юфрозины (так звали его тетю, работавшую кухаркой у дипломата). Танкист показался мне еще хуже. худой и злобный, словно пастырь в конце поста, он и шутил меньше всех, только ехидно улыбался, а взгляд жесткий сверлящий как у кошки на мышь. Мне больше всех майор понравился, у него самый добродушный идиотский вид, и кто вам сказал, что он летчик, видели, какую морду наел на казенных харчах, красную как у пьяницы приходского священника, с таким пузом он и в самолет не влезет, а влезет, уж точно не выберется. Нет, говорю я вам, майор этот какой-нибудь начальник интендантской службы, если запишемся к нему, будем жить как у бога за пазухой. заведовать продовольствием и прочим военным имуществом, и никакой тебе передовой Имре!
Ознакомительная версия.
