Марианна, старшая сестра Чарлза, довольно рано, в двадцать шесть лет, вышла замуж за врача и перебралась к нему в Овертон. Но и прежде, после того как умерла мать, она не рвалась вести хозяйство в Маунте, их поместье, хотя в свои девятнадцать лет вполне могла бы с этим справиться. Ведение всех домашних дел она переложила на покорные плечи средней сестры семнадцатилетней Каролины. После своего замужества, родив двух мальчиков, Марианна почти не навещала родительский дом, а только изредка обменивалась письмами с сестрами.
В качестве хозяйки Каролина безуспешно пыталась приучить Энни закрывать дверь на кухню, когда та готовила. Но Энни, как истинная дочь фермера, уроженка Шропшира, наотрез отказывалась.
– Выходит, семья не должна и догадываться, что будет на обед, так по-вашему? Да если хотите знать, мэм, то в Маунте моя кухня – самое наиглавнейшее место!
Доктор Роберт Дарвин увещевал дочь:
– Второй такой кухарки, как Энни, не сыскать. Она же боготворит все, что связано с пирогами, а кухонные ароматы для нее лучше любых других. Когда я отправляюсь на вызовы, то всегда знаю, какой пирог она затевает – с птичьими потрохами или уткой, с голубятиной или селедкой и картофелем. И пока я езжу от одного больного к другому, это меня поддерживает.
В том, что касалось еды, доктору Дарвину не так-то легко было угодить. Человек необъятных размеров, он весил триста двадцать фунтов – всего на двадцать фунтов меньше, чем его отец, доктор Эразм Дарвин, этот настоящий Гаргантюа, известный на всю Англию своими сборниками стихов, трактатами по естественной философии, медицине, законам органической жизни и… своим животом, – чтобы обладатель его мог садиться за обеденный стол, в последнем потребовалось сделать специальное полукруглое углубление.
Между тем Чарлз извлек из гардероба синюю бархатную жилетку с широкими лацканами, потом коричневый костюм с еще более широкими лацканами, длинными фалдами и стоячим воротником. Со дна комода он достал пару выходных башмаков, поставил их перед собой на ворсистый ковер эксминстерской выделки, а на кровати с большими медными набалдашниками разложил одежду. Золотые часыг которые он носил обычно в кармане жилетки, уже висели на тонкой цепочке, обхватывавшей шею.
Завершив свой туалет, он подошел к высокому зеркалу и, посмотревшись в него, остался вполне доволен своим внешним видом: в конце концов он дорос-таки до полных шести футов, чего ему так страстно хотелось. Пожалуй, только вот нос несколько великоват. Впрочем, Чарлз не страдал чрезмерным тщеславием – ровно настолько, насколько это было естественно для высокого, худощавого, хорошо сложенного и энергичного молодого человека, который всего четыре месяца назад окончил колледж Христа в Кембридже, где он изучал теологию и удостоился степени бакалавра. Хотя Чарлз не стремился к диплому с отличием, в выпуске 1831 года он все же стоял на десятом месте, и ему надлежало получить церковный сан в Херфордском соборе, неподалеку от тех мест, где жили Дарвины и их родственники Веджвуды.
С посвящением его, правда, не торопили ни отец, ни англиканская церковь: в тех случаях, когда речь шла о молодых теологах, только что закончивших курс обучения, она не настаивала на жестких сроках. И вообще должен был пройти год или даже два, прежде чем появится вакантное место диакона или помощника приходского священника – место, которое находилось на нижней ступени церковной иерархии. В будущем ему предстояло замещать викария или же, если церковь окажется побогаче, проходить службу иод началом пастора. Назначение это зависело от местного епископа. Как бы то ни было, Чарлза вполне устраивало, что его обязанности, как, впрочем, я жалованье, будут более чем скромными. Зато у него останется время для пополнения своей коллекции и занятий естественной историей, не говоря уже об охоте, которую он обожал и которой увлекался, сколько себя помнил.
Возможно, после трехнедельной геологической экспедиции в горах Северо-Западного Уэльса с профессором Седжвиком и месяца охотничьей жизни в Мэр-Холле он и начнет подумывать о предстоящем посвящении в сан. Впрочем, нет, лучше все-таки отложить эти мысли до лета следующего года. К тому времени он уже совершит вместе с профессором Джоном Генсло и двумя его учениками путешествие на торговом судне на тропические Канарские острова, где на острове Тенерифе они намерены были собственными глазами увидеть знаменитое драконово дерево, описанное в "Путешествии" Гумбольдта. Отец Чарлза уже дал согласие на это плавание в июне будущего года, так что ему предстояли целых двенадцать месяцев праздной жизни, как в свое время и его старшему брату Эразму, который немало постранствовал по свету, прежде чем заняться медициной. Считалось, что молодому человеку требовалось какое-то время, чтобы остепениться.
Покончив с туалетом, Чарлз еще раз внимательно осмотрел себя в зеркале.
– Ну и вырядился я сегодня, – заключил он. – Еще подумают, что у меня помолвка с очаровательной Фэнни Оуэн.
Самого Чарлза никто не считал особенно привлекательным: его внешность была неброской и мягкой. Только большие глаза были необычайно выразительными. Одним словом, приятный молодой человек с природным обаянием и хорошими манерами, явно любящий пожить в свое удовольствие. Ему нравилось бывать на людях, и он не думал скрывать радости от общения с ними. И люди в свою очередь отвечали ему взаимностью – родные, друзья, преподаватели в Кембридже, где он учился. Его общество в особенности ценило старшее поколение, ибо Чарлз обладал весьма редким талантом не замечать в дружбе разницы в возрасте. Он был любимцем Джозайи Веджвуда, брата матери, в имении которого Мэр-Холл он проводил каждый сентябрь, охотясь на куропаток и прочую дичь; Уильяма Оуэна, владельца Вудхауса, где Дарвина непременно ожидали к первым морозам, чтобы "поистреблять оуэновских фазанов"; Джона Стивенса Генсло, его наставника и гида в изумительном и таинственном мире природы.
Бывший профессор минералогии в Кембриджском университете, последние четыре года Генсло возглавлял кафедру ботаники и одновременно был помощником священника в прелестной маленькой церквушке святой Марии на углу Трампингтон-стрит, в двух шагах от реки Кем.
Именно профессор Генсло уговорил своего друга Адама Седжвика взять Чарлза с собой в геологическую экспедицию- Вот почему сейчас Чарлз готовился встретить уважаемого гостя при параде. При грубоватой внешности Седжвик, все еще холостяк в свои сорок шесть лет, был настоящим лондонским денди: даже во время знаменитых исследований в Альпах, не говоря уже о горах Уэльса, он не расставался с высоким белым цилиндром и удлиненным пиджаком новейшего покроя. Кембриджские студенты по этому поводу шутили:
