Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

С гулом в глубокий кувшин набегает струя ледяная…
Милая дева, постой, – дай поглядеть на тебя!
Темные стрелы ресниц упали на гордые очи,
Темной змеею коса вьется на смуглом плече,
Хмурится круглая бровь, – и с трепетом дерзкий пришелец
Ждет… Ослепи же его молнией южных очей.

О, друг мой! соловьи счастливее меня:
Не их ли звучный клич, волнуя и маня
Еще неведомой, но сладостной любовью,
Слетает на заре к девичью изголовью,
И гонит чуткий сон и пламенной мольбой
В неясной полумгле томится над тобой,
И, опьяняя слух волшебными мечтами,
Наполнит жаркий взор счастливыми слезами.

Прости, прости безумные упреки,
Ревнивые угрозы мне прости,
Далекий друг, любимый и далекий,
Минутный луч, блеснувший одиноко
И гаснущий на сумрачном пути!
Унылая, пустынная дорога,
Унылые, напрасные мечты,
И там, вдали, у милого порога,
Последних роз манящая тревога
И осенью побитые листы.

Ты знаешь ли, как сладко одинокому,
В загадочной, беззвучной тишине,
Лететь душой туда-туда, к далекому,
Что только раз пригрезилося мне.

То – колокол, в просторе душном тающий,
Вздыхающий и тающий, как сон,
Но за собой надолго оставляющий
И жалобный, и требующий стон.

О, где же ты, для сердца примирение?
О, где же ты, забвенья сладкий плод?
Один лишь миг, одной струны волнение —
И снова всё мгновенное живет.

Ты знаешь ли, как больно одинокому,
В загадочной, беззвучной тишине,
Лететь душой туда-туда, к далекому
Что только раз пригрезилося мне.

Много ли надо для счастья? Взманила весна молодая
Снова на волю к себе шумную праздность толпы.
Только из целой толпы слежу я внимательным взором,
Даже не взором – душой, робко слежу за одной.
Любо глядеть мне, как кудри сбегают широким потоком,
Черным, как поздняя ночь… Вдруг под тяжелой их мглой
Вспыхнут, как первые звезды, горячею нежностью взоры…
Что бы я не дал, когда б мне улыбнулись они!
С тихой тревогой гляжу… Дрожу я – не слишком ли дерзко
Франт этот с узким лицом, встретясь, тебя оглядел?..
О, для толпы ль рождена твоя лучезарная юность?
Им ли, слепцам, оценить чудное солнце мое?

Осень в сердце твоем, и в саду у тебя
           Опадает листок за листком,
И кровавая роза, дрожа и любя,
           На окне доцветает твоем.

А любимый твой друг, убаюканный, спит
           Там в степи, где ни сел, ни дорог,
И в смертельной красе на холме шелестит
           Иммортелей осенних венок.

У моря, у тихого моря,
Одни мы бродили с тобой,
Любуясь счастливою ночью,
Любуясь безмолвной луной.

У моря, у тихого моря,
В тот светлый, таинственный час,
Над нами любовь молодая
На крыльях беззвучных неслась…

То время далёко, далёко,
И ты от меня далека…
У моря, у тихого моря
Задумчиво бродит тоска…

Как призрак, задумчиво бродит,
Как призрак, беззвучно поет
У моря, у тихого моря,
У бледного зеркала вод…

Непогодною ночью осеннею,
           У дверей,
Чей-то робкий ей шорох почудится…
           Жутко ей.

И вглядеться-то страшно в недвижную
           Эту мглу —
Ну, как бледные руки подымутся
           Там, в углу?

Не глядит, не дохнет, не шелохнется,
           А в груди
Что-то шепчет до боли назойливо:
           «Погляди».

В золоте осеннем грустная аллея
Путь наш осыпала золотом листов…
Как чета влюбленных, странно холодея,
Шли мы вдоль любимых, тихих берегов.

Что-то между нами тихо обрывалось,
Словно паутины трепетная нить,
И куда-то сердце с болью порывалось,
И о чем-то сердце жаждало забыть.

И в душе роилось дум так много-много,
На уста просилось столько поздних слов,
А кругом мерцала грустная дорога
Золотом осенним вянущих листов.

Голая береза шелестит о стекла
           Робкими руками…
Отчего же взор твой засветился снова
           Тихими слезами?

Отчего безмолвна и с тоской невнятной
           Смотришь в даль ночную?
Отчего с тобою я как враг ни слова,
           И как друг тоскую?

Или это осень тенью молчаливой
           Пронеслась над нами,
И сердца, и мысли мрачно разлучая
           Гневными крылами?

Нет, не могила страшна —
Страшно забвенье,
Страшно свалиться
Без силы, без воли,
В пропасть холодную
Вечного сна…
Благо тому, чью могилу
И крест молчаливый
Дружеский мягко венок обовьет,
Точно объятье
Теплой руки,
Живою поэзией красок.
Вот василек полевой —
Память далекого детства,
И розы тревожный восторг,
Там астр сиротливых мечтательность,
Георгин одинокая гордость,
И тихой фиалки,
Свежей затворницы леса,
Смиренный и всепримиряющий
Шепот душистый.
И благо и жизни, и смерти,
Когда по цветам разгорится
В ранних росинках
Погожее утро,
И тихо над гробом цветут
Слезы любви и молитвы.