А. Буйнов вспоминает: «Меня так и спросили: читал ли я Солженицына? А я, клянусь, даже имени этого тогда не знал. Мне на это: «Вы же написали точную копию, Буйнов!» А я писал про свое, про унизиловку эту, и насчет «одного дня» — это совпадение было. Наша губа была такой суровой, что к нам в степь возили аж за 50 километров из города особо провинившихся ракетчиков — для обычных случаев у них и своя была. На нашей губе — настоящие тюремные законы, злющий комендантский взвод. Рассказ — как раз об их издевательствах. Как нас там занимали «общественно полезным трудом»: лопатами грузим снег на сани, тащим втроем в другой угол двора, выгружаем. Когда весь снег перевезем — тащим его же обратно.
Или как нам отбой за 10 секунд устраивали. Представьте: построение в коридоре, и вот звучит эта команда, и все 30 человек должны протиснуться в двери камеры. А они стоят с секундомером. И еще надо успеть сапоги скинуть — бывало, часов до двух ночи тренировались выполнять команду «отбой» за 10 секунд. А в шесть — подъем. Вот такой день и описан в моем рассказе…»
На этот раз Буйнова продержали на «губе» около полутора месяцев, но он и этому был рад. Ведь могли передать дело в трибунал, и прощай дембель, до которого оставалось буквально чуть-чуть — пара месяцев.
В Москву Буйнов приехал в ореоле «диссидента» и с молодой женой. Однако то ли Москва не глянулась супруге Буйнова, то ли сам он сильно изменился в столичных условиях (его вновь закрутили друзья, музтусовка), но их семейная жизнь вскоре благополучно завершилась.
После армии Буйнов решил серьезно заняться музыкальным образованием и определился на учебу в училище имени Гнесиных. Кроме этого, он продолжил и свою сценическую деятельность. На этот раз его новым пристанищем стала только что созданная его приятелем из МГУ Эдиком Кабасовым группа «Аракс». Но почему Буйнов не остался в родных для него «Скоморохах»? Послушаем его собственный рассказ на этот счет:
«Вспоминается единственное письмо в армию от Градского. Саша писал, что «все скурвились, что все дерьмо кругом и что «Скоморохи» разваливаются. Короче говоря, быстрей возвращайся!» Когда я вернулся, то понял, что не «скурвились», а просто пришло время — люди повзрослели: кто-то женился, у кого-то ребенок появился… Образовались семьи, и, значит, надо было как-то определяться. А все эти юношеские задорные дела насчет денег в общую кассу так и остались задором, потому что мы до сих пор не знаем, куда наши деньги делись. Скорее всего остались в диване у Градского, у нашего бессменного «банкира». После гастрольной поездки в Куйбышев деньги наши также разошлись. Сначала Градский не хотел нам платить, потом заплатил какую-то мизерную сумму. Он, как любил утверждать, всегда думал о будущем группы, но оказалось, не о нашем будущем, а о своем, поскольку, будучи менеджером с нашего согласия, он автоматически и самих «Скоморохов» как творческую единицу выдавал за сугубо свой удел. В общем, дело кончилось распадом старых «Скоморохов», а новые, как известно, толком не состоялись…»
В «Араксе» Буйнов встал на свое привычное место — за орган. Группа тогда была в зените славы, исполняла как композиции зарубежных исполнителей (Карлоса Сантаны, «Лед Зеппелин», «Дип пёпл», «Тен йиэз афте»), так и свои собственные («Мемуары», «Маменьку», «Шелковую траву» и др.).
В «Араксе» Буйнов отыграл целый год — с лета 1972-го по лето 1973-го. Затем волею судьбы он оказался в одном из самых популярных вокально-инструментальных ансамблей страны — «Веселых ребятах» под управлением Павла Слободкина. Тогда же в группе появилась и новая солистка — Алла Пугачева. Причем не без активного участия Буйнова. Далее послушаем его собственный рассказ:
«Году в 74-м или 75-м «Веселые ребята» выступали в Сибири. И вот там, в каком-то Дворце спорта, я обратил внимание на одну певицу, такую хорошенькую, рыженькую девчонку: она выходила петь в мини-юбочке, ножки, фигурка — все было в полном порядке… И я с ходу в нее влюбился. А когда она запела «Я прощаюсь с тобой у последней черты…», я вообще сомлел. До этого я ее не только нигде не видел, но и никогда о ней не слышал, хотя она и вращалась, как потом выяснилось, в московских эстрадных кругах. Короче, я сразу на нее так «запал», что тут же познакомился…
— Саша Буйнов!
— Алла! Пугачева!
Мы быстро прониклись взаимными симпатиями. Подогреваемый чувствами, я не мог мириться с тем, чтобы такая яркая песенная звезда продолжала и дальше оставаться прикрытой тучами эстрады, и поэтому стал агитировать своих друзей по «Веселым ребятам» сходить послушать мою новую знакомую, надеясь с их помощью устроить ее в наш ансамбль. И вот я всех ребят потащил смотреть Пугачеву. Никому из них она тоже не была известна, но уже после первого прослушивания мы все от ее пения просто балдели. И хотя она пела только одну песню, потрясла всех и сразу. А про меня и говорить не стоит… Кончилось тем, что всем составом мы пошли к руководителю «Веселых ребят» Павлу Слободкину и предложили взять ее к нам. К общей радости, оказалось, что он тоже ее приметил и уже вел с ней переговоры. Короче, получилось так: и мы хотели с ней работать, и она — с нами, и Слободкин во всех отношениях был «за».
Первое время после прихода в ансамбль «Веселые ребята» Пугачевой карьера коллектива шла в гору. Однако уже через год начались первые трения. По словам самого Буйнова, «на семейной почве». Дело в том, что между Пугачевой и Слободкиным установились близкие отношения, и это обстоятельство стало сказываться на репертуарной политике ансамбля. Пугачева стала «тянуть одеяло» на себя, и вскоре остальные участники группы из самостоятельных музыкантов превратились в ее аккомпаниаторов. Естественно, такое положение дел стало их не устраивать, и они все чаще стали выражать свое неудовольствие. Далее приведу отрывок из книги А. Белякова «Алка, Аллочка, Алла Борисовна»:
«В «Веселых ребятах» безо всякого энтузиазма восприняли тот факт, что теперь ансамбль стремительно становился как бы приложением к Пугачевой. (Летом 1976 года, когда Аллу снова пригласят на «Золотой Орфей», но уже в качестве почетного гостя, «Веселые ребята» будут фигурировать именно как ее аккомпанирующий состав.)
Начались затяжные выяснения отношений.
«Несколько наших музыкантов, — рассказывает Слободкин, — обвинили меня в том, что я чрезмерно выделяю в группе Пугачеву. Так в первую очередь считал Саша Буйнов. В знак протеста они ушли, сказав, что хотят работать в ансамбле, а здесь все делается только для Пугачевой. Надо заметить, что Алла действительно боролась с другими артистами, которые у нас пели. Она всегда ясно видела перед собой самую вершину олимпа и шла туда прямой дорогой.
