частенько казалось, что некоторые из них воспринимают общение с пациентами как побочную обязанность. Незначительное отвлечение перед началом настоящей работы.
Консультант несся мимо коек, изредка вытягивая руку, чтобы заглянуть в медкарту или лист наблюдения. Мы плелись следом, стараясь поспевать за ним, то и дело мешкая с непослушными шторками вокруг кроватей – стоило их только задернуть, и консультант снова отправлялся в путь, а тележки с медкартами превращались в повозки хаоса. У каждого из нас во время обхода была своя задача, и моя заключалась в назначении лекарств, что нужно было делать в электронном виде. Я едва помнила свое имя пользователя, не говоря уже о пароле, и за шумом тележек и тарелок с завтраком мне не было слышно слов консультанта. Я не осмеливалась просить его повторить. Ноутбук раскачивался на краю горы медкарт. Кто-то подвинул его, чтобы взять карту, и он закрылся. Мне удалось снова его запустить и авторизоваться в системе, но его одолжили и куда-то унесли, а из моей учетной записи вышли. Я попыталась снова войти, но ничего не получилось. Ноутбук начал злиться и вовсе заблокировал мне доступ к системе. Меня затрясло. Один из интернов нагнулся и нажал несколько клавиш. Он ввел названия препаратов, которые были нужны незамедлительно, а когда закончил, посмотрел на меня.
– Не переживай, – сказал он. – Со временем привыкаешь.
Когда обход больных закончился, консультант скрылся в операционной, оставив нас разбираться с последствиями этого урагана: со списком задач, которые мы должны были поделить между собой. Нужно было заполнить медкарты, напечатать выписные эпикризы, поменять капельницы с лекарствами и раздобыть результаты анализов. В медицине все приходится добывать.
«Разберись с этим», – скажет консультант, постукивая по заключению рентгеноскопии или запросу на переливание крови, и в итоге оказывается, что список задач на день состоит из вещей, за которыми приходится бегать. И это затягивается до самого вечера.
Моя предшественница, впрочем, оказалась права. В четвертой палате медсестры действительно всегда были готовы налить чашку чая.
К концу первой недели предсказание интерна начало сбываться. Я действительно понемногу привыкала. Наизусть запомнила свои логин и пароль. Знала, когда нужно быть наготове, и научилась назначать обезболивающие «по необходимости» всем, кто возвращался с операции. Я научилась крепить к медкартам бланки информированного согласия и проверять, чтобы ни один пациент не отправлялся в операционную без установленного катетера. Я начала чувствовать себя более расслабленной. Отчасти приспособившейся. Возможно, даже малость полезной.
К сожалению, медицина никогда не позволяет слишком долго расслабляться: стоило закончить неделю дневных смен, как мне поменяли график. Теперь предстояло в одиночку часами бороздить коридоры – могли вызвать не только к моим, но и к любым пациентам хирургии в больнице.
Я приступила к своим первым ночным сменам.
По ночам больница становится совсем другим местом. Первым делом замечаешь тишину. В течение дня постоянно присутствует фоновый шум каталок и телефонов, разговоров и шагов, и в каждом коридоре мимо тебя волнами проходят люди: медсестры, врачи, санитары, уборщики. Стучат и грохочут тележки с бельем и металлические подносы. Эти подбадривающие звуки. Днем во всем здании не найти ни единого уголка, где можно было бы оказаться в тишине.
По ночам же тишина кругом. Лишь когда шум исчезает, начинаешь понимать, насколько спокойнее себя чувствуешь, слыша, как где-то вдалеке работают другие люди. Помимо горстки вечерних посетителей, направлявшихся обратно к парковке, по пути на смену больше никто мне не попался. Рольставни маленьких магазинов и цветочной лавки были опущены, а на столах в кафетерии стояли перевернутые стулья. В кабинетах секретарей, где обычно кипела работа, царил мрак. Экраны компьютеров погасли в спящем режиме. Помытые кружки покоились на сушилках для посуды. Кухонные полотенца лежали аккуратной стопкой. Я прошла мимо отделения неотложной помощи, где понятия дня и ночи теряют какой-либо смысл, и яркий свет вкупе с разговорами людей принесли мне небольшое успокоение. Я была не одна. По всей больнице разбросаны другие врачи, среди которых где-то был и мой ординатор. Человек, к которому я обращалась за помощью, когда мне что-то оказывалось не по зубам. Достаточно отправить вызов ему на пейджер, и он появлялся.
Вечерняя пересменка происходила в небольшой учебной комнате на верхнем этаже. Я пришла первой и уселась ждать под гул люминесцентных ламп рядом с порванным экраном для проектора и пластмассовым скелетом.
Чтобы скоротать время, я принялась читать список симптомов на маркерной доске, пытаясь определить, чему здесь учили в последний раз, но ничего не смогла понять, и у меня началась легкая паника. Что я вообще здесь делаю? Я ничего не знаю. Я обманщица. Шарлатан.
У меня возникло чувство, словно в любой момент в дверь может зайти полицейский из Генерального медицинского совета и арестовать меня за то, что притворяюсь врачом. Чтобы успокоиться, я достала из кармана свои талисманы. Мой стетоскоп, блокнот с ручкой, ламинированную карту со списком номеров дежурных пейджеров – патологии, радиологии, ЭКГ, вездесущих санитаров, – а также с длинным перечнем добавочных номеров каждого отделения в больнице. Я достала свой жгут с нарисованными мультяшными летучими мышами, который явно был предназначен для педиатрии. Когда я его купила, он мне показался забавным, однако в обличающем свете той учебной комнаты он выглядел нелепо. Еще у меня был с собой справочник, полезное руководство для младших врачей, которое мы все таскаем с собой: перечни необходимых действий и проверок, а также назначаемых лекарств для различных случаев, словно все реальные экстренные ситуации в жизни можно сжать до маленького пособия, влезающего в карман.
Пришел заканчивавший смену врач, чтобы вручить мне дежурный пейджер. Он извинился за длинный список задач, которые собирался оставить, потому что, согласно неписаному правилу в медицине, при пересменке задачи передаваться не должны – правило, которое практически невыполнимо. Медицинский костюм у него был мятым и потертым, и выглядел этот врач так, словно неделю не спал. Пейджер лежал между нами. За время нашего разговора он сработал шесть раз, потому что, как мне вскоре предстояло узнать, тишина больницы по ночам является лишь прикрытием и где-то посреди нее спрятан несмолкающий голос небольших трагедий.
Помимо врача присутствовала практикующая медсестра, одна из самых опытных во всей больнице, которая патрулировала палаты по ночам, контролируя пациентов в самом плохом состоянии. Она оповещала персонал о любых возникших проблемах, разбиралась с кроватями
