Но тяжелее всего в данной ситуации приходится приемному мужу. Вся его жизнь отныне, после второго рождения, регулируется он, которые легли на него и требуют доказать свою готовность должным способом исполнить их.
«Хочешь познакомиться с тестем?» – спрашивает Роберто. Я согласно киваю, охваченная восторгом – и ужасом.
Накамура-сан сидит в традиционной комнате с татами, абсолютно пустой, не считая синтоистского алтаря в одном углу. Руки спокойно лежат на трости, голова чуть наклонена назад – точно правитель, озирающий свое маленькое королевство. Рядом стоит дочь, необычайной красоты создание, и сосредоточенно наблюдает за отцом. У Накамуры-сан очень ухоженные ногти, отполированные до блеска, носки невообразимой белизны, а отглаженные складочки на самурайских брюках остры, как бритвенные лезвия. Даже помпончики, которыми украшен его замысловатый наряд, аккуратно причесаны и распушены.
Он давно уже облысел, но зубы пока на месте, хоть и много металлических. Зрение осталось превосходным, как прежде, но вот со слухом непорядок. Роберто встает у правого уха, прикладывает руку ко рту и кричит очень громко, при этом умудряясь говорить почтительно.
Когда Накамура-сан доволен, он издает звук, похожий на скрип ржавых дверных петель. Как бы громко мы ни кричали, он отвечает лишь Роберто. Его рассказ – это разрозненные мысли, отражение внутреннего потока давнишних воспоминаний. Все стоят и почтительно слушают.
«В двадцать один год я служил в войсках спецназначения, – вспоминает он. – Шла война с китайцами. Меня ранили в живот. Я дважды воевал за свою страну, а должен был пять раз. Но они увидели как хорошо я управляюсь с мечом, и приказали остаться в тылу и обучать остальных».
После Второй мировой Накамура-сан стал риэлтором. Японцам долгое время приходилось очень тяжело. Накамура вдумчиво сжимает трость. «Но даже после войны жизнь в Японии была лучше, чем сейчас. Сегодняшние молодые люди живут, как американцы, – они перестали быть японцами».
Я тихонько прячу банку диетической колы за ножкой стола.
«Они играют в футбол, бейсбол, гольф – просто так, для развлечения. Когда им учиться тому, чему следует, то есть тяжелому труду, дисциплине? Будь моя воля, – говорит Накамура, – я бы призывал в армию всех в возрасте двадцати лет. Тогда бы они поняли, что центром всего является император. Они бы узнали, что такое преданность, и научились уважать старших».
«И женщин тоже?» – не подумав, спрашиваю я и пытаюсь представить Дзюнко в военной форме.
«Женщин?» – Он замолкает. Я застала его врасплох. «Обязанность мужчины – защищать свою семью и родину. Женщины же должны сидеть дома и заниматься домашними делами. Они должны служить мужу, как он служит императору. У женщин, – тут он впервые смотрит в мою сторону, – не должно быть своего мнения».
Его дочь качает головой. «У женщин должно быть свое место в обществе», – возражает она, но негромко, чтобы он не услышал.
«А что думает Накамура-сан о своем зяте?» – тихо спрашиваю я Роберто. Он улыбается, но переводит мой вопрос.
Накамура издает ржавый довольный скрип. «В сравнении с японской молодежью Роберто явно выигрывает. Он похож на японца старой школы. За что бы он ни взялся, все делает как можно лучше. Учится сам и не просит о помощи. Он во всем преуспевает…»
Тут Накамура останавливается, замолкает и сердито добавляет: «Но он делает и много плохого».
Я навостряю уши: «Например».
«Он думает только о мечах. После ужина сразу бежит к своим мечам и никогда не моет посуду и не прибирается».
Не слишком большая провинность. «А еще?»
«Он должен больше тренироваться и усерднее учиться. Обычному человеку требуется десять лет, чтобы постигнуть то, чему Роберто научился за два. Поэтому он во всем должен быть лучшим. И еще, – сурово добавляет Накамура, – он должен раньше вставать на тренировку – в пять утра».
«Хотя обычно, – тихо добавляет Роберто, – я всю ночь не сплю, полируя для него мечи».
«На какую тренировку?» – вопрошаю я.
«Иайдо*, – поясняет Роберто. – Искусство обращения с мечом. Хочешь посмотреть?»
Иайдо – это японское искусство мгновенного обнажения меча. Здесь все не так, как показывают в голливудских фильмах- никто не размахивает звенящими клинками, причиняя множественные раны и чуть не снося друг другу голову. Иайдо больше напоминает дуэль. Сперва двое бесстрастно взирают друг на друга. Затем выхватывают мечи. Удар – и тот, кто оказался быстрее, отступает, а промедливший падает замертво. Все знают о хваленом самурайском кодексе чести, но в реальности воинам нередко приходилось отражать нападение, что называется, со спины. Поэтому иайдо учит прежде всего умению обнажать меч в любом положении, в том числе сидя и преклонив колена в молитве.
____________________
* Это слово в переводе с японского означает «путь обретения гармонии». Оно появилось в 1930-е годы, объединив в себе множество стилей обращения с мечом.
____________________
Иайдо преследует одну цель: обнажая меч, свести движения к минимуму и ударить как можно скорее. Для этого одно и то же движение следует повторять по 500 раз в день. Практикующим иайдо, должно быть, бывает очень одиноко!
Само собой разумеется, иайдо не слишком популярно среди японской молодежи. Но были времена, когда без иайдо самураю было не выжить – как на Диком Западе, главное вовремя выхватить оружие. Из всех видов боевых искусств иайдо ближе всего к бусидо*. Роберто изучает его уже несколько лет.
Роберто советуется с Накамура-сан, делает несколько звонков – и мы идем. Он помогает тестю подняться на ноги и встает напротив его трости. У двери Роберто берет его тапки и аккуратно надевает ему на ноги. Накамура шаркает по узкой тропинке. Вдвоем здесь не пройти, поэтому Роберто неуклюже семенит сзади, на расстоянии полушага, крепко придерживая тестя под руку.
____________________
* Кодекс поведения японских самураев (переводится как «Путь воина»).
____________________
Доходим до машины. Роберто открывает дверь и берет у тестя палку. Когда Накамура-сан наклоняется, чтобы сесть в машину, Роберто заботливо подстраховывает его лысую голову, чтобы старик не ударился о крышу. В этом маленьком необязательном жесте выразилось все истинное отношение Роберто: он любит старика.
Усадив Накамура-сан в спортивном зале, Роберто приносит тяжелый мешок весьма подозрительного вида – как будто внутри зашит труп. Если подумать, не такое уж невероятное предположение когда-то мечи испытывали на телах живых или казненных преступников. Результаты «теста» вырезали на рукояти. Многие знаменитые мечи до сих пор щеголяют надписями вроде «шесть ног» или «три туловища» – это только самые острые. В наши дни вместо трупов используют свернутые в рулон мокрые татами, передающие характерную плотность человеческого мяса и кости.
