10 января 1944 года у меня семьдесят третий вылет на разведку. Со мной летит штурман эскадрильи гвардии старший лейтенант Вячеслав Рипневский. Он воевал под Сталинградом, произвел около семидесяти боевых вылетов, успел насмотреться и хорошего и плохого. С началом боевых действий на Южном фронте он с командиром Звена Прониным летал в одном экипаже. Теперь его назначили штурманом 1-й эскадрильи вместо Александра Селедкина, убывшего в училище для овладения летной профессией.
В этом семьдесят третьем вылете у моего самолета оторвался винт левого мотора вместе с шестерней редуктора. Я уже сразу после взлета улавливал посторонний шум, но тяга тогда была нормальной, показания приборов тоже не внушали опасений, и я не стал возвращаться.
...И вот задание выполнено. На пленках двух фотоаппаратов, установленных в бомболюках, зафиксированы станции Геническ, Джанкой и Симферополь, аэродромы Веселое, Сарабуз и другие объекты. Пройдена линия фронта. Погода в Крыму неплохая. Правда, севернее Сиваша она стала портиться: появилась сплошная низкая облачность, ухудшилась видимость. Иду под нижней кромкой на высоте сто метров. Слева тянется на Мелитополь полотно железной дороги. Мелькают телеграфные столбы. Впереди показалась железнодорожная станция. Я поворачиваю голову к Рипневскому и спрашиваю:
- Это Акимовка?
И вдруг слышу необычный резкий звук: р-р-р. Инстинктивно перевожу взгляд на моторы. На левом нет винта. Тут же, чтобы двигатель не пошел вразнос, убираю газ. Капоты мотора разворочены: на глушители течет масло и начинает гореть. Устанавливаю режим одномоторного полета. Сознание работает усиленно: высота, конечно, мала, но машина - "сибирячка" - легкая, летучая. Бензин выработан больше чем на половину. Значит, полетный вес невелик. Да к тому же оторвался винт, который без шестерни редуктора весит ни много ни мало сто тридцать два килограмма. Правда, развороченные капоты создают дополнительное сопротивление. Принимаю решение идти на свой аэродром. Вдруг штурман громко и протяжно кричит:
- Гори-им!..
Высоты почти нет. Повернуть голову назад, чтобы посмотреть, какой тянется за самолетом шлейф, не могу. Но Рипневский - штурман бывалый и зря кричать не станет.
- Садись перед собой на "живот". Я буду держать тебя! - кричит он снова.
Ремни в полете стесняют движения, поэтому я никогда ими не привязываюсь. Вячеслав хватается за плечевые лямки моего парашюта и крепко прижимает меня к бронеспинке. Нам, можно сказать, повезло: впереди оказалась ровная степь. Убираю газ и иду на посадку. На фюзеляж приземляюсь впервые. Невольно вспомнились слова, сказанные однажды командиром полка: "Полетаешь все изведаешь".
Момента приземления не чувствую. Но потом, когда машина полностью легла на землю мотогондолами, появилось такое ощущение, будто она во что-то упирается. Меня все сильнее тянет вперед. Того и гляди, ударюсь лицом о приборную доску.
Наконец самолет замер. Рипневский срывает фонарь кабины, и мы быстро покидаем свои места. Отбежав на безопасное расстояние, я с болью смотрю на горящий левый мотор.
- Горит масло! До бензина пока не дошло! Будем тушить! - говорю я.
Подбегаем к самолету. Правый мотор, врывшись винтом в землю, остановился, а левый продолжал работать.
- Надо же выключить его. Вот растяпа! - ругаю я себя и нагибаюсь в кабину.
- Баглай, сгребаем ногами снег. Быстро! - распоряжается Рипневский.
Горящее на моторе масло забрасываем мокрым снегом и грязью. Погасив огонь, осматриваем машину. Впечатление такое, будто нашу "пешку" с убранными шасси осторожно положили на мотогондолы и слегка придавили. Все-таки я удачно приземлился.
Неожиданно над нами появился По-2.
- Штурман, стреляй красными ракетами! - приказываю Рипневскому.
- Слушаюсь! - бодро отзывается он. - Есть шанс своевременно доложить о выполнении задания!
Широко расставив ноги, он начинает палить из ракетницы. Летчик По-2, заметив наш сигнал, делает круг и садится. Когда он вышел из кабины, я узнал в нем начальника воздушно-стрелковой службы 8-й воздушной армии. Докладываем ему для передачи в штаб разведывательные данные. Потом я попросил полковника сообщить о случившемся в 135-й полк.
- Сообщу, - заверил он. - Валентика я хорошо знаю. Только самолет не оставляйте без охраны.
К полудню 12 января мы на попутной автомашине приехали домой. Зашли в казарму 1-й эскадрильи.
- Здорово, орлы! - приветствую товарищей.
- Здорово, без вести пропавшие! - обрадованно отзывается Зиновьев.
- Что! Похоронили уже! - возмущается Слава Рипневский, увидев на ногах молодого штурмана Анвара Хасанова свои новые меховые унты.
- Что вы, товарищ гвардии старший лейтенант? - растерянно отвечает Хасанов и тут же умолкает.
- Ладно, носи на здоровье, - добродушно машет рукой Рипневский и уже спокойным голосом спрашивает: - Ну, как тут без нас поживаете?
- Плохо. Погода никак не наладится, на задания не летаем! - отвечает Угаров.
- Ничего, наверстаем! - успокаивает его Рипневский.
Ясной погоды действительно нет и нет, летаем на разведку на малых высотах. Ниже тысячи двухсот метров фотографировать нельзя: снимки получаются некачественные. Зато визуальное наблюдение хорошее.
Однажды мы заметили в воздухе вражеский транспортный самолет Ю-52. Он шел попутным курсом. Я обогнал его, но оставил без внимания. За линией фронта нам запрещалось вступать в воздушные бои. Во-первых, Пе-2 не истребитель, а во-вторых, его экипаж выполняет более ответственное задание.
Когда я вспомнил во время ужина об этом случае, Борис Зиновьев иронически заметил:
- Вот чудаки! Эту каракатицу не могли сбить!
- Хватит об этом!.. - оборвал я его. И, подумав, добавил: - Вообще-то надо было его рубануть.
- Конечно, надо! - сиплым голосом подтвердил Борис.
Зиновьев заболел ангиной. Тихий, совсем непохожий на себя, он сидит на нарах с забинтованной шеей и каждое утро, провожая нас на аэродром, говорит:
- Ни пуха ни пера, ребята!
Мы с Борисом совершили немало вылетов. Я крепко подружился с ним.
На время болезни Зиновьева штурманом в мой экипаж назначили Александра Воинова, тоже хорошего парня, уроженца Донбасса. Хотя ему уже присвоили звание младшего лейтенанта, товарищи в шутку продолжали называть его ефрейтором. В этом чине он прибыл к нам в полк из пехоты.
Мне приятно с Сашей летать. Он расторопен, хорошо знает штурманское дело. Мы с полуслова понимаем друг друга.
И вот мы с Воиновым в очередном полете на разведку. Выполнив задание, легли на обратный курс. Вдруг я увидел впереди ниже вражеский самолет "Хеншель-126". Он шел навстречу. Все во мне закипело. Быстро осмотревшись, передаю экипажу:
