О Чапском см. 217.
С этой цензурной заменой стихотворение печаталось и в сборнике 1961 года, и в БВ (Седьмая книга), и в ББП на с. 211. В ББП приведены также черновики, но подлинное окончание («Отворите райскую дверь, / Помогите ему теперь») отсутствует. И только в 1990 году, в Душанбе, в сборнике «Стихотворения Анны Ахматовой» под редакцией М. Мейлаха – напечатано верно (с. 277); № 88.
С тех пор так и печатается: «равнодушие толпы». См. «Стихотворения, 1961»; БВ, Белая стая; ББП, с. 92 и сб. «Узнают…», с. 84; № 89.
«Журавль у ветхого колодца» – строка из стихотворения «Ты знаешь, я томлюсь в неволе» – БВ, Четки; № 90. «Приду туда, и отлетит томленье» – БВ, Белая стая; № 67.
Через 15 дет после этого разговора, в 1976 году, Сурков повторил почти то же самое в своем предисловии к ББП. Первоначально сборнику ББП предшествовало предисловие В. М. Жирмунского, но после смерти Виктора Максимовича оно было изъято и заменено сурковским.
С этим рассказом о встречах с Цветаевой интересно сопоставить запись, сделанную Анной Андреевной в 1962 г.: «Наша первая и последняя двухдневная встреча произошла в июне 1941 г. на Большой Ордынке, 17, в квартире Ардовых (день первый) и в Марьиной роще у Н. И. Харджиева (день второй и последний). Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41 г. Это была бы «благоуханная легенда», как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно. Сейчас, когда она вернулась в свою Москву такой королевой и уже навсегда… мне хочется просто «без легенды» вспомнить эти Два дня». (См. сб. «Узнают…», с. 350.)
Об Оттенах см. «Записки», т. 3.
№ 80.
№ 81.
ББП, с. 262; № 82.
Строфа эта в «Поэму» впоследствии не вошла. Опубликована Ахматовой как самостоятельное стихотворение: «Петербург в 1913 году» – БВ, Седьмая книга; № 91. Предполагала же А. А. вставить новорожденную строфу в первую часть «Поэмы» либо в главу третью после строфы «И всегда в духоте морозной», либо в главу вторую после строфы: «Сучья в иссиня-белом снеге…» Но в конце концов категорически решила: никуда не вставлять.
Докторша перепутала все: во-первых – имя поэта Н. Гумилева (и его сына Льва) с именем Льва Гумилевского, автора бульварной повести «Собачий переулок»; и, во-вторых, – название повести С. Мадашкина «Луна с правой стороны» – с пародией на эту повесть – «Луна слева», написанной В. Билль-Белоцерковским.
Речь идет о стихотворении «Поэт» – БВ, Тростник. (Настоящее заглавие «Борис Пастернак», см.: «Из шести книг», с. 36, а также «Записки», т. 1, № 1.)
Ср. сделанную мною запись с записью Анны Ахматовой: «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 287.
Одна из героинь романа Владимира Набокова «Пнин» (по специальности врач-психиатр, по происхождению русская) пишет стихи. В эмиграции в Париже она выпускает сборник под названием «Сухие губы». Набоков приводит два стихотворения из этого мнимого сборника. Приведу их; пусть читатель судит сам, права или неправа Ахматова в своей оценке.
Я надела темное платье,
И монашенки я скромней;
Из слоновой кости распятье
Над холодной постелью моей.
Но огни небывалых оргий
Прожигают мое забытье
И шепчу я имя Георгий —
Золотое имя твое!
И второе:
Самоцветов кроме очей
Нет у меня никаких,
Но есть роза еще нежней
Розовых губ моих.
И юноша тихий сказал:
«Ваше сердце всего нежней…»
И я опустила глаза…
«Шум вокруг деда Ивинской, обвиненной в валютных операциях, оскорбляет память Пастернака, – говорит советский поэт Сурков» – см. «Юманите», 24 января 1961 г. (По-видимому, «шум вокруг дела Пастернака» в советской прессе и в Союзе советских писателей, когда Бориса Леонидовича в 1958 году публично, в прессе и с трибуны, именовали свиньей, собакой, врагом народа и предателем – не представлялся Суркову оскорблением великого поэта. Оскорбление – это только «шум на Западе».)
Что же касается того, действительно ли Ольга Ивинская участвовала в спекуляциях валютой или это было измышление «органов», я никаких сведений не имею. Да и не нуждаюсь в них: личность Ивинской ясна мне из ее операций, если не с иностранной валютой, то с моими собственными деньгами (см. 97) и из той роли, какую она сыграла в вымогательстве у Бориса Леонидовича покаянных писем во время Нобелевской трагедии 1958 года (см. 196)
«Мелхола» – БВ, Anno Domini; № 92.
«Пиво-Воды» – шутливое прозвище маленького домика, выстроенного Корнеем Ивановичем мне в подарок в самой глубине лесного участка. Размером он чуть больше вагонного купе: там помещается только столик, кресло и койка. Прозвище свое этот ярко зеленый дощатый домик получил за сходство с пивными ларьками. Это скорее беседка, чем дом, у него нету фундамента, и жить в нем можно только в жару летом.
Стихотворение Пастернаку – «Словно дочка слепого Эдипа» (№ 82); стихотворение, обращенное к Цветаевой – «Невидимка, двойник, пересмешник» (№ 60).
О двух других – разъяснений дать не могу.
Впоследствии выяснилось, что размер бедствия, причиненного лопнувшей трубой, оказался не так уж велик. Кроме того, в писательском доме в Ленинграде – ул. Ленина, д. № 34, кв. 23 – Анне Андреевне предоставили квартиру не временно, а навсегда.
«А. А. поселилась у нас – пишет мне Владимир Григорьевич, – когда получила квартиру на улице Ленина. Мы с Тамарой Исааковной были у нее в Будке и помогали ей подготовиться к переезду в Ленинград, в новое жилье. А. А. ждала машину. И машина приехала, но из нее вышел незнакомый человек и передал от Ирины Николаевны, что комнату Анны Андреевны затопило и ей некуда ехать. Тогда мы взяли Анну Андреевну к себе, на улицу Плеханова 8/10, кв. 49. (В этой квартире прежде жил Тынянов, а когда-то это была половина квартиры Глазунова.) Здесь А. А. прожила у нас недели две». – Из письма ко мне от 1 октября 1977 г.
Об этом эпизоде см. также «Воспоминания», с. 343–344.
