Фюзели был женат, но это обстоятельство не помешало Мэри предложить ему платоническое сожительство втроем. Жена Фюзели предложение оценила, запретив мужу встречаться с мисс Уолстонкрафт.
В 1787 году, став заметной фигурой в лондонских литературных кругах, Мэри Уолстонкрафт познакомилась с модным художником Генри Фюзели и сразу же влюбилась в него. Фюзели был женат, но это обстоятельство не помешало Уолстонкрафт предложить ему платоническое сожительство втроем. Жена Фюзели и бывшая его модель София предложение оценила, запретив мужу встречаться с мисс Уолстонкрафт.
Через полгода Мэри сошлась с американским офицером, дипломатом, спекулянтом и, в общем, не самым подходящим кандидатом для долгосрочных отношений – Гилбертом Имлеем. После рождения дочери Фанни Гилберт оставил Мэри с младенцем на руках. Дважды она пыталась покончить с собой – пила настойку опия, бросалась в Темзу, но оба раза была спасена. В попытке вернуть любовь Имлея Мэри предприняла отчаянное путешествие в Скандинавию, где у ее избранника было собственное дело; в поездке (по тем временам долгой и тяжелой) ее сопровождали двухлетняя дочь и служанка.
Для конца XVIII века поведение Уолстонкрафт было неслыханным своеволием – в ее кругу открытая добрачная связь с мужчиной, а тем более рождение от него ребенка трактовались обществом вполне однозначно. Именно поэтому Мэри распространяла легенду о том, что они с Имлеем были женаты. Когда же правда стала известна широкому кругу ее знакомых, многие – несмотря на провозглашаемое ими свободомыслие – от нее отвернулись.
Имлей к Мэри не вернулся, но этой поездке суждено было сыграть важную роль в ее судьбе: путевые впечатления, позднее изданные отдельной книгой («Письма, написанные во время короткого пребывания в Швеции, Норвегии и Дании»), помогли Мэри выйти замуж.
Философ-анархист и автор первого европейского триллера «Приключения Калеба Уильямса» Уильям Годвин, прочитав эти «Письма…», заметил: «Если когда-то и была издана книга, от чтения которой мужчина немедленно влюбится в ее автора, то она – передо мной».
...
Уильям Годвин, прочитав «Письма…», заметил: «Если когда-то и была издана книга, от чтения которой мужчина немедленно влюбится в ее автора, то она – передо мной».
Годвин был яростным противником брака. Но, несмотря на это, они с Мэри поженились в 1797 году, когда она уже была беременна. Супруги поселились в соседних домах – для сохранения независимости и личного пространства.
В августе 1797 года Мэри родила дочку – тоже Мэри – и через несколько дней скончалась от заражения крови. Годвин писал своему другу: «Я совершенно уверен в том, что нет и не было равных ей в мире. Я знаю, что более никогда не буду счастлив».
В качестве мемориала ушедшей жене Годвин написал воспоминания о ней – и тем испортил репутацию Мэри на многие годы. Публика смаковала страницы, живописавшие ее добрачный секс, скитания с младенцем в революционном Париже, попытки самоубийства и сексуальные фантазии. В общем, все те вещи, которые люди говорят близким, совершенно не думая о том, что после смерти эти самые близкие превратят рассказанное ими в твердую монету.
Годвин – мужчина, разменявший пятый десяток, с новорожденной дочерью и трехлетней падчерицей на попечении – женился через три года на соседке Мэри Клермон, тоже литераторше и журналистке. Незаконнорожденная дочь второй Мэри – Клер – была лишь на восемь месяцев старше дочери Годвина, Мэри Уолстонкрафт-младшей.
Так впервые эти три женщины, а тогда еще девочки – Фанни, Мэри и Клер – встретились под крышей одного дома. Именно тогда и начал складываться запутанный пасьянс их отношений, в который затем добавили новых узлов Шелли и Байрон – двое на троих.
Наивно думать, что публичные сексуальные скандалы появились в жизни человечества только с распространением Интернета и социальных сетей. XIX век по накалу эротических страстей едва ли уступает веку нынешнему. Разница лишь в том, что подробности тогдашних секс-скандалов часто становились известны лишь после смерти их участников. Более того, скандалы, подобные разоблачению Тайгера Вудса или сенатора Джона Эдвардса, в XIX веке никого бы не взволновали – супружеская неверность мужа и появление у него внебрачных детей были вполне заурядным событием. Другое дело – запутанный многоугольник, где есть практически все – два самоубийства, menage a trois (сейчас бы это назвали «шведской семьей») и обвинение в инцесте.
Гибель Перси Биши Шелли, не справившегося с управлением яхтой «Ариэль» и утонувшего в штормовом Средиземном море 8 июля 1822 года, не только лишила Британию великого поэта-романтика, но и положила конец запутанным отношениям между Шелли, Байроном и окружавшими их женщинами.
Лорд Байрон умер через два года в пыльном городке Миссолонги, на западном побережье Греции, от лихорадки и заражения крови.
Остались только женщины; одна из них до конца своих дней хранила сердце мужа, спасенное из погребального костра, другая надиктовала перед смертью американской журналистке воспоминания о своем бывшем муже, полные яда, ненависти и презрения. Третья провела 30 лет жизни в итальянской глуши, стала истой католичкой и успела вдохновить Генри Джеймса на один из его лучших рассказов – «Письма Асперна». Четвертая и пятая покончили с собой…
Но это уже совсем другая история. И началась она значительно раньше, в конце XVIII века, когда Мэри Уолстонкрафт – английская журналистка, писательница и одна из первых феминисток (задолго до того, как это слово вообще стало употребляться) – решила посвятить себя литературной работе. Права была миссис Абигайль Адамс – в распущенном Старом Свете было уже давно не до вопросов нравственности.
Чисто английское распутство, или Львица пустыни. Джейн Элизабет Дигби
В 1807 году в Европе родилась еще одна женщина, которую при жизни считали знаменем порока, а ныне причисляют чуть ли не к прародителям феминизма. Джейн Дигби не отстаивала права женщин, не сочиняла декларации в их защиту. Она всю свою длинную жизнь отстаивала право поступать как заблагорассудится, наплевав на общественное мнение и предрассудки, боролась ради только одной женщины – себя самой. И судьба, надо сказать, оказалась к ее эгоистичным сумасбродствам более снисходительной, нежели к истинным борцам за равноправие. Вот его-то для себя Джейн никогда и не искала.
...
Джейн Дигби не отстаивала права женщин, не сочиняла декларации в их защиту. Она всю свою длинную жизнь боролась ради только одной женщины – себя самой.
