Ознакомительная версия.
Было ясно, что Польше в этой ситуации требовалось оказывать серьезную экономическую помощь. Однако ресурсы самого СССР сокращались, и масштабы возможной помощи представлялись весьма ограниченными.
Вновь и вновь возникала идея – оказать братской Польше интернациональную помощь, а проще – ввести войска. Однако если Афганистан для советcкого руководства даже и после 1979 г. представлял собой terra incognita, о Польше сказать этого было никак нельзя. Даже не касаясь истории российско-польских отношений (которые всяко были более известны, чем отношения российско-афганские), тут присутствовал и чисто советский опыт (включая личный опыт многих членов советского политического руководства), который однозначно предупреждал: Польша не Чехия, тут сопротивление будет, и трудно предсказать, в каких именно формах.
Как известно, советское руководство все же воздержалось от попыток силового решения польской проблемы, и, судя по всему, не в последнюю очередь благодаря осторожной позиции Брежнева. Против введения войск высказались и такие сторонники жесткой линии, как Андропов и Устинов. «Они, поляки, не готовы принять наши войска», – констатировал, в частности, Устинов. Но в еще большей степени повлияла, конечно, ситуация в Афганистане, где военные действия не утихали, а расширялись. В этих условиях вести активные действия на западной границе – а они были бы практически неизбежны, если бы советские войска были введены в Польшу, – становилось просто невозможным. Да и возможная реакция Запада (а она была бы намного резче, чем после Афганистана) пугала советское руководство.
13 декабря 1981 г. новый польский лидер генерал Ярузельский ввел в Польше военное положение. Кризис был не то чтобы ликвидирован, но на несколько лет заморожен.
18 лет правления Брежнева привычно называют периодом застоя. Справедливее было бы говорить о застое где-то с середины 70-х годов. Это было связано со многими факторами – отказом от серьезных реформ в экономике, снижением темпов роста промышленности, осложнением на рубеже 70 – 80-х годов международной ситуации. Но был еще один, субъективный, фактор – старение советского руководства, в том числе и Брежнева.
И вместе с тем этот время стало высшей точкой развития социализма в СССР. Огромное государство постепенно, но непрерывно увеличивало объем промышленного производства. Природные ресурсы шли на оплату закупок сельскохозяйственной продукции. Создавалась иллюзия способности преодоления уже намечавшегося экономического кризиса за счет экстенсивных факторов развития.
Влияние Советского Союза распространялось не только на страны социалистического лагеря (за исключением, пожалуй, лишь Китая и Албании), но и на страны Африки, на ряд государств Восточной Азии и Латинской Америки.
Как писал Е. И. Чазов, «вероятно, по-разному будут оценивать это время историки. Уверен, что по-разному оценивают его и те, кто жил и работал в тот период. У меня сложилось двойственное его восприятие. С одной стороны, энтузиазм новых строек, порыв молодежи к освоению необжитых районов Сибири и Дальнего Востока. Активно разрабатывались месторождения нефти и газа в Западной Сибири, прокладывались трубопроводы в Европу, которые обеспечивают поступление валюты и в наше время, строились железная дорога через Сибирь и Дальний Восток, автомобильный завод на Каме… С другой стороны, это был период, главным образом после 1976 года, когда начало процветать взяточничество, воровство, когда страна начала скатываться к алкоголизму и бездуховности».
Брежнев на трибуне Мавзолея.
Начало 80-х гг. стало уже временем очевидного кризиса, что было видно любому гражданину. Телевидение рассказывало об «интернациональной помощи братскому народу Афганистана», а в страну шли похоронки. В магазинах пропадали товары. Их не покупали, а доставали – многие вещи повседневного спроса оказались дефицитом. Доставали обувь и торты, рубашки и книги, автомобили и лекарства. Покупали в комиссионных магазинах или с рук, порой переплачивая за дефицит вдвое, доставали по блату. Во многих городах были введены талоны на покупку мяса или масла. Многие предприятия или научные институты практиковали вручение сотрудникам так называемых продуктовых наборов (обычно к праздникам). В Москве туда могла входить сырокопченая колбаса (например, венгерская салями) и банка растворимого кофе, а в провинции – что-нибудь попроще, крупа или «чай со слоном».
Номенклатура имела право отовариваться в закрытых распределителях, высшая ее часть – в специальной секции ГУМа. К этой категории относились партийные и государственные чиновники высокого ранга. Так как торговля в значительной мере была заменена распределением, неизбежно возникали нарушения. Возникала проблема «разных денег» – рядовые граждане могли купить на одну и ту же сумму много меньше, чем определенного уровня чиновники, которым дефицитные продукты нередко продавались даже по более низким ценам, чем в обычных магазинах. Впрочем, хорошо жили еще и работники торговли и общественного питания, распоряжавшиеся дефицитом по долгу службы. Стала реальностью теневая экономика, к которой были причастны широкие слои населения.
Менее заметными для рядовых граждан были кризисные тенденции в экономике страны. СССР пытался, по существу в одиночку, выдержать гонку вооружений с США, НАТО и Китаем. Огромные ресурсы направлялись в черную дыру военно-промышленного комплекса.
Нарастали диспропорции в развитии экономики. Страна оказывалась во все большей зависимости от экспорта нефти и газа. Росли объемы незавершенного строительства. Инвестиции в промышленность вязли в неэффективном хозяйственном механизме.
В. И. Воротников, в 1975–1979 гг. работавший первым заместителем председателя Совета министров РСФСР, писал в своих мемуарах: «Многих, в том числе и нас, членов ЦК, руководителей ряда областей и министерств, поражали равнодушие и бездеятельность высших партийных и государственных структур, молчаливо взиравших, как страна теряет темпы развития. Хотя чему было удивляться?! Л. И. Брежнев был неработоспособен уже много лет. Долго и самоотверженно тащивший экономический воз А. Н. Косыгин надорвался, тяжело заболел, в 1980 г. ушел в отставку, и вскоре, в декабре того же года, его не стало».
Академик Е. И. Чазов, много лет возглавлявший 4-е Главное управление при Министерстве здравоохранения СССР, или «Кремлевскую больницу», так описывает свою первую встречу с Брежневым в январе 1967 года: «В тот момент мне Брежнев понравился – статный, подтянутый мужчина с военной выправкой, приятная улыбка, располагающая к откровенности манера вести беседу, юмор, плавная речь (он тогда еще не шепелявил). Когда Брежнев хотел, он мог расположить к себе любого собеседника. Говорил он с достоинством, доброжелательством, знанием дела. Какая жизнь, какая судьба! Разве мог я предполагать тогда, что на моих глазах произойдет перерождение человека и невозможно будет узнать в дряхлом, разваливающемся старике былого статного красавца».
Ознакомительная версия.
