и учителей, и учеников – своих товарищей и подруг. Да. Многое отдала бы я сейчас, чтобы встретить хоть кого-нибудь из них. Хоть кого. Неужели я здесь одна, а все остальные там, на той стороне?
И опять до конца работы все рассказывала и рассказывала моему невольному слушателю Мишке о «…делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой…». И не верилось самой – было ли все это или только пригрезилось однажды в прекрасном радужном сне? Но я все равно не верю, что нынешнее наше рабское существование продлится долго. Я знаю, что придет время, и мы снова обретем утерянную Родину, и еще будем жить и трудиться для нее. Вот в это я верю, твердо верю! И это будет!
Под вечер на скотный двор заглянула Клара – специально явилась похвалиться своей новой меховой горжеткой. Оказывается, этот дорогой презент прислал ей из России, как своей предполагаемой невесте, сынок Клодта, тот самый белобрысый Вильгельм, что так любит фотографировать казни русских партизан и партизанок.
– Будущим летом Вилли приедет в отпуск, и мы с ним поженимся, – хвастливо заявила Клара и, видимо заметив мою усмешку и поняв ее смысл, добавила с вызовом: – А мне плевать с высокой горы, будут ли тут к тому времени русские или американцы, – мы все равно поженимся! Жизнь при любых режимах не кончится, а любовь и семья все-таки важнее всех мировых проблем, вместе взятых.
Мне подумалось: ай да Клара, ай да разумница! Вот она-то, эта немецкая мещаночка, не пропадет ни при каких режимах! Только неизвестно, дождется ли ее белобрысый Вильгельм своего очередного отпуска, доживет ли до него? Ну а если и не дождется, не доживет, – потеря для его невесты небольшая. Не Вилли – так другой, не другой – так третий. Всех немецких вояк, конечно, не перебьют, кто-то из них и вернется домой, ну а уж тут Клара со своей смазливой физиономией не растеряется, никому не даст обойти себя.
Вслух я, естественно, ничего этого не сказала Кларе, только поддакнула в тон ей миролюбиво: «Конечно, стоит ли считаться ради любви и семьи с какими-то мировыми проблемами! В конце концов, Германия сама сотворила свою судьбу… Конечно, выходи замуж, Клара, да поторопись, не упусти своего шанса».
Внезапно Клара перевела разговор на другую тему: «Эрна рассказала мне, что в Рождество у вас было много гостей – своими песнями и музыкой вы не давали детям и ей спать. Между прочим, фатер очень рассердился, когда узнал об этом! Наверное, твой жених тоже был у вас? Ведь у тебя есть жених? Ты-то сама еще не собираешься замуж? Кстати, откуда у вас появилась гармоника и кто так здорово играет на ней?»
Пришлось признаться любопытной хозяйской доченьке, что – да, гости в рождественский вечер у нас действительно были, правда не так много, как показалось притаившейся за стеной Эрне… Ну а женихом, таким, положим, солидным и надежным, как Вильгельм, я, к сожалению, пока еще не обзавелась. Правда, один… Нет, пожалуй, два… А скорей всего, три парня у меня есть на примете (вот они-то, кстати, и играли поочередно на гармонике), но, знаешь, пока не могу никак решиться. Один – слишком маленького роста, у другого – нос чересчур велик, а третий… третий шепелявит при разговоре… Понимаешь, не могу сделать выбор! Уж лучше подожду тоже до лета. А там – к черту все проблемы, и мировые, и государственные, и – да здравствует супружеская жизнь!
Вот так я болтала с Кларой, а у самой… У самой аж зубы заныли от тревожной досады. Эта чертова Эрна, конечно, не оставила, не оставит без внимания наше рождественское застолье, уж донесет, вернее, уже, наверное, донесла куда следует о непотребном поведении неуправляемых «остарбайтеров». Теперь надо ждать каких-то неприятностей. И обязательно следует поостеречься! Необходимо прекратить пока всякие встречи и свидания в доме.
Кстати, я все еще не рассказала здесь о минувшем рождественском празднике. Собиралась сделать это сейчас, но, пожалуй, отложу до следующего раза. Уже поздно, а ведь, если распишусь, опять будет не остановиться. Итак, если получится – до завтра.
Но продолжу, однако, дальше.
В Рождество, 25 декабря, я встала, конечно, совсем не выспавшаяся – ведь накануне легла в постель почти под утро. Быстро прибралась, привела себя в порядок, так как ждали гостей с утреннего (в 9:30) поезда. Однако «…напрасны ваши ожиданья». Паровоз просвистел, умчался дальше. Немногочисленные пассажиры торопливо разбрелись по дорожкам и протоптанным в снегу тропинкам, – кто в деревню, кто на хутора, а к нам – никого. Зоя не приехала. Обидно. Оставалась еще надежда на дневной, двухчасовой поезд, но и здесь получилась осечка – Маргарита тоже не явилась. Вдвойне, конечно, обидно, но делать нечего. Теперь оставалось ждать вечерних гостей. Предосторожности ради мы пригласили всех к пяти часам, когда уже стемнеет.
Днем заглянул Игорь, а за ним прискакали братья Генка с Толькой. Мальчишки рассказали о том, как они праздновали накануне Сочельник у пленных англичан. Из русских пригласили вначале только семью Степана, но потом Джонни сбегал за Ольгой и Ниной. Джон с Робертом играли попеременно на аккордеоне – шутили, пели, танцевали, словом, веселились на славу. Роберт, дурачась, церемонно приглашал на танго и фокстроты «бабцю», а Джонни, конечно же, крутился с Ольгой.
Позднее, часа в три, пожаловал – вот уж кто некстати так некстати! – Ваня СМЫК. Играли в карты, затем я гадала всем четверым, при этом врала несусветно. Игорь с мальчишками уже давно ушли, а Ваня, словно бы приклеенный, все сидел со своей гармошкой на диване и только шнырял повсюду за мной глазами. Странное дело: с того дня, как я прочитала ему свое, совсем не лестное для него стихотворение, Ваня вдруг воспылал ко мне пламенной симпатией, если не сказать больше (на что, признаюсь честно, я совсем не рассчитывала). Об этом я догадываюсь по его недвусмысленным взглядам и вздохам, а также еще и потому, что теперь Ваня почти совсем не упоминает в разговорах о «фееричной женщине» – своей «хызяйке».
Наконец он ушел. Я подмела пол, подошла к зеркалу. И тут же в дверь постучали. Первыми пожаловали Павел Аристархович с Юрой в уже знакомых нам «парадных» черных костюмах и с бабочками. Почти сразу за ними прибежали Вера с Галей (они встретились на выходе из деревни). Затем друг за другом явились Михаил от Бангера и Янек от Нагеля. Их, правда, никто не звал, но уж коли