и вычистить ботинки.
– Ты поедешь за покупками в город, к дяде Вите.
Надо было ехать до станции, а оттуда три часа по железной дороге. В городе жил дядя Витя. Дядю Витю Федя раньше никогда не видал, но как только услышал о нем – невзлюбил его. У дяди Вити – булочная, и Феде сказали, что он должен у него остановиться и что он поможет все закупить.
На следующее утро на рассвете мама провожала Федю. Она поправляла ему воротничок, который с обтачки жал шею и из которого хотелось высунуть голову куда-то на свободу. Ботинки жали ноги, и в городской курточке было жарко и неудобно.
– Вот тебе деньги. И веди себя хорошенько.
Федя смотрел с балкона в сад и думал о том, как в городе за прилавком стоит дядя Витя и за деньги дает людям булки.
– Не потеряй письмо. И не забудь взять гвоздей и синьки.
Федя поехал на станцию. Он был не в духе. И совсем не надо ему ехать в город покупать глупую синьку.
Когда он вошел в поезд, он не сел в вагон. Он остался на площадке и всю дорогу слушал, как стучат колеса о рельсы.
Федя приехал город. Вот булочная и кондитерская – угловой дом с большими окнами. Федя вошел. В булочной никого нет. Только за кассой сидит женщина с белым лицом и белыми пухлыми руками, которые видны по локоть. Не говоря ни слова, Федя подал ей конверт. Женщина, не дочитав письма, обняла его.
– Ах, так это ты? А я тебя помню вот каким… – и показала рукой от пола, каким его помнила.
Пришел дядя Витя. Ему уже сказали, что жена его обнимает какого-то мальчика, и потому лицо его улыбалось. Федя взглянул на дядю исподлобья. У дяди правая бровь была выше левой, и он немножко косил. Оттого у него было такое лицо, будто он только что сказал: «неужели?» Федя смотрел на это лицо с удивлением. Он уже не боялся дяди. Но когда дядя захотел его обнять, Федя отвернул лицо так, что дядя поцеловал его около уха. Дядя что-то спрашивал, но Федя с удивлением смотрел на его брови и глаза. Федя никогда не мог смотреть людям в глаза, он краснел. Он даже краснел, когда на него смотрела лошадь. А теперь он смотрел <в> глаза дяди и не краснел. Федю повели через магазин в комнаты. Ему хотелось остаться в булочной. Здесь под стеклом лежали конфеты. На подоконниках были стеклянные полки, и на полках тоже лежали печенье и конфеты.
А за прилавком стояла девушка с красными щеками и весело посмеивалась, когда дядя обнимал Федю. Феде приятнее было бы смотреть на конфеты, на веселую девушку, чем идти за дядей. Но дядя и тетя повели его в комнаты. В комнатах было темно и пахло чем-то кислым. Здесь никогда не открывали окон. Феде дали умыться. Потом тетя сказала: «Не хочешь ли с дороги соснуть?» И показала Феде кровать.
Кровать была деревянная, очень большая – для двоих. На спинке были изображены венки из незабудок, а в венках витали амуры с крылышками. Покрыта была кровать снежно-белым одеялом, а в головах под кружевной накидкой лежали четыре взбитые подушки. Феде показалось, что эта кровать – заколдованная. Если в нее лечь, то нельзя будет выйти. И он отказался от сна.
Час спустя подали обед. Вместе с Федей в комнату вбежали мальчик и девочка. Они подбежали к матери, стали друг на друга жаловаться. У детей были кривые ножки и широкие головы. На Федю они не обратили внимания, и Федя с ними не поздоровался, хотя знал, что так делать нельзя.
Во время обеда дядя рассказывал, как делают колбасу. Феде было очень противно слушать, так противно, что не хотелось есть. А тетя и дядя говорили: «Кушай, миленький», – и рука, мягкая как масло, гладила Федю по голове. Надо было кушать. Феде казалось, что он проглотил взбитые подушки с кровати, и что он сам – белый, мягкий, противный. Он даже вспотел. Когда принесли пирожн<ые, Федя> встал со стола и убежал.
Вечером дядя завязал Феде пакеты и опять обнимал его. Тетя тоже обнимала и сказала:
– Скажи маме, что скоро и мы к вам пожалуем.
Всю дорогу Федя опять слушал, как стучат колеса. Дома он сказал, что пакеты упали под вагон.
* * *
Неделю спустя дядя и тетя приехали на дачу.
Был вечер, и все сели на ступеньки балкона. В саду росли цветы – ночная красавица. К ночи они стали распускаться и благоухать. Но дяде не нравились цветы. Он говорил, что землю нужно распахать и вместо цветов посадить малину и землянику, чтобы из земли извлечь капитал.
За садом текла река. Но реку, по мнению дяди, следовало отвести, использовать силу воды и построить конфетную фабрику. Он спрашивал, чья земля, чей лес, больше ли доходов получает владелец.
Когда стало темно, дядя ударил себя по ляжкам и сказал:
– Завтра мы пойдем на охоту.
Федя никогда не думал, что булочники тоже ходят на охоту. Он ущипнул Федю за ухо, и это должно было означать ласку.
* * *
На другое утро Федя должен был на лодке перевезти дядю через речку и в лесу водить его по прудам. Федя хорошо знал, где есть утки. Он любил сидеть в камышах и смотреть, как старая утка выводит на воду своих утенышей.
<Было> раннее утро, солнце только что поднялось. Федя рассказал дяде, что когда-то речка текла лесом, но потом она пошла другим руслом, а от старого русла остались длинные озера и пруды. Но дядя не слушал Федю и даже велел ему молчать. Сам он говорил шепотом. А когда они подошли к первому пруду, дядя стал поднимать ноги выше травы, чтобы не производить шуму.
– Ты пойдешь с левой стороны озера, а я – с правой. Ты потихоньку шарь в камышах палкой. А чтобы нам не потеряться, я буду тебе свистеть вот так, и ты тоже свисти так.
Но Федя подумал: «Я все равно свистеть не буду. Настоящие охотники так не делают».
Солнце играло по верхушкам осин и берез. В траве блистали капельки <росы>. Было прохладно. Федя не стал шарить в камышах, а просто пошел берегом. Он думал: если дядя убьет утку, то можно посмотреть, какие у нее перья, лапки, глаза, клюв. И есть ли у них зубы? Но будет жаль, что старая утка уже
