После удивительных нервных потрясений 30 мая, уже через день здоровье Ленина начало улучшаться. В этом было, если не знать его настоящего диагноза, нечто волшебное.
«Исчезли симптомы поражения черепно-мозговых нервов, в частности лицевого и подъязычного, исчез парез правой руки, нет атаксии… Восстановилась речь. Чтение беглое. Письмо: делает отдельные ошибки, пропускает буквы, но сейчас же замечает ошибки и правильно их исправляет».
Это из ленинской истории болезни. В человеческом плане она поучительна только тем, как человек пытается болезнь преодолеть. Это даже больше, чем воля к жизни. Это воля к творчеству, ибо я уже отмечал несколько раз, что в первую очередь считаю Ленина гениальным политическим писателем.
Самое тяжелое для этой совершенной творческой машины было вынужденное бездействие. Интеллект по-прежнему работал, мысли прокручивались на основе старых знаний и неполных сегодняшних сведений. В мозгу возникали тысячи формулировок и решений. Они роились в сознании, так хотелось выстроить их в привычный причинно-следственный ряд и заковать в колеблющееся слово. Не хватало, правда, сиюминутных и точных деталей. В творческом простое тоже есть свои преимущества. Может быть, пришло время изощренного анализа сделанного?
Наконец 25 августа — почти через три месяца — ему разрешили читать книги и газеты. Врачи отметили полное восстановление двигательных функций. Здоров. И он тут же начинает вгрызаться в проблемы работы наркомата рабоче-крестьянской инспекции. Позже по этим проблемам Ленин напишет статью, которая войдет в блок опубликованных и утаенных материалов, названных «Политическим завещанием». Нам, русским, если дело не ладится, всегда хочется поставить над ним надсмотрщика.
За время этого этапа болезни ему показалось, что именно здесь что-то большевики упускают. На редкость тяжело строить новую жизнь! Наркоматом рабоче-крестьянской инспекции руководил Сталин. Я думаю, в конце концов они просто по-разному понимали свободу для себя и для других. Как, например, в случае с «автономией» и «самоопределением вплоть до отделения».
Ну, а что остальные соратники? Было бы смешно представлять их онемевшими в бездействии и надеющимися на высшую справедливость. Могло освободиться слишком высокое место, почти трон. Все они были очень высокого мнения о себе. И особенно Троцкий. Для этого у Троцкого были серьезные причины. И основное — его роль в Октябрьском перевороте и в гражданской войне. Он был самый среди них начитанный и культурный, и он был теоретик не из третьих рук. На многое претендовали и Зиновьев, и Каменев. В отсутствие Ленина часто заседания Совнаркома вел именно Каменев. А Бухарину совсем не все равно было, к кому примкнуть.
Думал ли в тот период Сталин о том, что ему удастся стать прямым наследником Ленина? Он уже был управляющим делами партии — генеральным секретарем. Но в тот момент его больше всего волновало, чтобы партию и государство не возглавил Троцкий. Сталин чувствовал и ученое высокомерие, и даже брезгливость Троцкого по отношению к себе.
Был ли между Сталиным, Зиновьевым и Каменевым прямой сговор? Так инстинктивно в момент нападения объединяются волки перед тем, как задрать быка. Шло время новой экономической политики — нэп. Ленин умел признавать свои ошибки и управлять страной, прислушиваясь к глухому шевелению и желанию масс. Еврейское происхождение и гордость самоучки почти выбивали из-под Троцкого почву для самостоятельных действий. Его должны были к власти призвать. Как Ивана Грозного. Он все время искусственно отстранялся, хотя и нервничал.
Фактически мысли Ленина об управлении и власти около девяти месяцев шли в сторону от намерений большинства членов Политбюро.
2 октября все того же несчастного 1922 года Ленин выходит, как сейчас сказали бы, на работу и переезжает в Кремль. Это, конечно, не было полное выздоровление, да оно и не могло произойти, это был лишь результат ремонта, передышка между этапами болезни, некая иллюзорная видимость поправки. Болезнь захватывала своего противника по частям и маскировалась под выздоровление.
Надо бы поговорить о фоне, на котором разворачивалась ленинская болезнь. Но фон этот так значителен, что мельком, не разворачивая событий до подробностей, говорить о нем нельзя. Ну, например, именно во второй половине 1922 года состоялся суд над руководителями партии эсеров. Это же целая драма, когда большевики вынуждены были осудить недавних товарищей, которые вместе с социал-демократами вели борьбу против царизма. Теперь они повернули свое старое и испытанное оружие — террор — против своих бывших союзников-большевиков. Самый жесткий приговор суда был неизбежен. Ах, как скоры на расправу совчиновники! Но помиловать — значит поощрить террор. Расстрелять — вызвать ответную волну. Тем не менее именно ему пришлось принимать решение. Это был ловкий совет Троцкого: поставить выполнение приговора в зависимость от того, будут или нет эсеры продолжать террористическую борьбу. Остался ли он сам, Ленин, удовлетворен этим несколько половинчатым результатом?
Или конференции в Генуе и Гааге, где решалась судьба нового государства. Здесь уже тема для серьезного романа. И совсем неверно, что человечество интересуют лишь любовные перипетии. Сама чистая политика и чистая безо всякой лирики борьба за власть — это тоже сюжет, и сюжет увлекательнейший.
Есть данные, что, вернувшись в этот раз в Москву из Горок, Ленин твердо решил что-то поменять и в управлении государством, и в жизни партии. У него было время и для раздумий, и для наблюдений. И в первую очередь он решил дать бой уже возникшей и освоившейся партийной бюрократии. Она нашла методы, близкие имперским, методы удобного руководства и, как всегда, мечтала о своей бюрократической диктатуре. То есть Ленин захотел сменить Сталина. И все, что он начал делать с этого момента, было направлено против Сталина. Он собирался перетряхнуть партийный аппарат на XII съезде, намечавшемся на 11 января 1923 года.
Но и Сталин на этом же съезде намеревался упрочить свои позиции и собирал сторонников. Его торопливый расчет зиждился на том, что на съезде Ленина могло и не быть, а такие люди, как Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Томский, в партии были значительно популярнее, чем он. Для огромного числа новых провинциальных партийных руководителей он, Сталин, был уже главным начальником. Они были его выдвиженцы и, как нынче говорят, «его люди».
Бюрократическая ползучая оппозиция — и Ленин. Кто кого? И если бы не болезнь…
Что противостояние могло произойти, подтверждают отдельные свидетельства. «Владимир Ильич готовит против Сталина на съезде «бомбу». Цитируя секретаря Ленина Лидию Фотиеву, в изложении которой прозвучала фраза, Троцкий подчеркивает, что слово «бомба» принадлежит не ей, а именно Владимиру Ильичу. Тогда же у Ленина будто бы возникло убеждение, что его преемником должен стать Троцкий. Так ли это и были ли у Ленина для реализации этого плана возможности? Если преемник, то как переходящая фигура. Экстремизм и капризность Троцкого раздражали Ленина. Если говорить о возможностях, то они были. Вспомним в этой связи невероятный ленинский авторитет и его силу как оратора. Его личное влияние было столь сильно, что он мог переламывать уже почти предопределенный ход событий. Так случилось с решением ЦК о монополии на внешнюю торговлю. ЦК после представления Ленина отменил свое собственное решение и вынес новое, уже с ленинской подсказкой. И все это произошло в течение месяца.
