Когда поползли слухи о его частых ночных похождениях по лондонским театрам, клубам (где в основном можно было выпить и покурить, развалившись в уютных креслах) и скачкам, в то время как бедная Александра ждала возвращения блудного мужа домой, один из друзей Берти, Джон Вудхауз, серьезно обеспокоился образом жизни принца: «Он стремительно губит свое здоровье – ест безмерно… беспрестанно курит, постоянно пьет „по глотку бренди“; ему остается лишь добавить к этому – что, боюсь, и случится, – азартные игры и распутство с проститутками, и он будет соперничать с „первым джентльменом Европы“».
Этим «джентльменом» был, разумеется, monsieur – Наполеон III.
Глава 5
Секс и Город Света
От парижан он просил лишь одного – чтобы его представили парижанкам.
Филипп Жулиан, биография Эдуарда VII
Похоже, сама Виктория отправила Берти в следующий французский вояж сексуальных открытий.
Осенью 1864 года, когда Берти и Александра были в Стокгольме, совершая скандинавское турне, Виктория прислала им резкое письмо, отругав сына за проживание в замке шведского короля Карла XV. Она переживала, что Берти создаст прецедент и отныне все «мелкие королевские сошки», прибывающие в Англию на каникулы, будут рассчитывать на бесплатный В&В[118] в Виндзоре.
«Я была весьма удивлена и раздосадована тем, что ты принял приглашение остановиться во дворце в Стокгольме, – писала Виктория, – и это после того, как было согласовано и решено… что ваш визит будет исключительно частным и вы будете жить в миссии [британском посольстве] или в гостинице, тем более что король не приходится родственником ни тебе, ни Алике».
Перед отъездом в Скандинавию Берти в очередной раз попросил королеву втиснуть в программу тура короткую остановку во Франции, но теперь Виктория ухватилась за эту возможность, чтобы расстроить его планы. «Я сомневаюсь в целесообразности вашего визита в Париж, – продолжала она. – Если он все-таки произойдет, то при условии полного понимания необходимости соблюдения инкогнито, чего нельзя сказать о твоих прошлых визитах, и твердого обещания, что вы остановитесь в гостинице, а не поселитесь у императора и императрицы, и откажетесь от приглашений в Компьень и Фонтенбло, на чем, как и я, настаивают все министры. Все, что там происходит, совершенно неприемлемо для молодых респектабельных принца и принцессы, каковыми вы являетесь. Разумеется, вы можете принять приглашение на дневную охоту в Компьене и нанести визит вежливости императору и императрице, но не более того».
К концу письма Виктория распалилась не на шутку и приказала Берти возвращаться домой из Скандинавии, остановившись у родственников в Германии и Бельгии, но семена уже легли на благодатную почву. Merci[119] за отличную идею, мама, мог бы сказать Берти. Теперь можно было не придумывать оправданий вроде пересадки на поезд при возвращении из официального зарубежного вояжа, а проскользнуть через Ла-Манш как частное лицо – Виктория сама это предложила, n’est-ce pas?? [120] – зарегистрироваться в отеле под своим старым псевдонимом барона Ренфрю и наслаждаться парижской жизнью. Виктория возражала против «того, что происходит» в императорских дворцах, но ведь перед Берти лежал целый город, который можно было исследовать.
В любом случае, несмотря на то что мать еще имела возможность диктовать Берти свою волю, он, должно быть, чувствовал себя намного свободнее. Берти исполнил свой династический долг, и даже если Виктория постоянно напоминала о том, что морально развращенный принц не может быть хорошим королем, его вступление на престол казалось слишком далекой перспективой. Королеве не было еще и пятидесяти, она вела затворническую жизнь, которая практически не оставляла надежд на то, что ее скосят лихорадка или нервное истощение, как это случилось с ее мужем. Вдовство как будто лишило ее возраста, законсервировав в трауре.
Но если Виктория отказывалась подпускать Берти к политике и не разделяла его мнений о Дании и Пруссии, то что мешало ему развлекаться в нейтральной стране – Франции?
Большинство источников указывает на то, что первый шанс выйти на полнометражную французскую прогулку в качестве холостяка представился Берти весной 1867 года, когда он был приглашен Наполеоном III на Exposition Universelle[121].
Берти отправился в Париж со своим братом Альфредом, герцогом Эдинбургским, который был на два с половиной года моложе Берти и еще более безвольным. Альфред (Аффи для домашних) был без памяти влюблен в Александру, и вполне вероятно, что Берти мог взять брата во Францию с целью показать, что там к его услугам полно роскошных женщин и пора уже отстать от принцессы.
Это не был государственный визит, но на выставке Берти и Аффи появились на VIP-трибуне и принимали участие в разнообразных официальных мероприятиях наряду с другими королевскими особами. Среди именитых гостей были муж их сестры Вики, Фридрих Прусский, шведский принц Оскар, итальянский принц Умберто, турецкий султан и многие другие. В перерывах между официальными встречами и экскурсиями по павильонам «Экспо» братья времени зря не теряли и изучали город. Поездка Берти в Париж чем-то напоминала зарубежную командировку мужа на конференцию. «Ах, дорогая, эти бесконечные банкеты и пати[122] – такая скука, и мне будет ужасно не хватать тебя, но ты же понимаешь, это часть моей работы».
Пати там конечно же были. Берти и Аффи получали приглашения не на все императорские приемы, поскольку некоторые из них предполагали участие только глав государств и коронованных особ. Но они были почетными хозяевами бала в британском посольстве, куда были приглашены 1100 гостей и который почтили своим присутствием Наполеон и Евгения. Берти открывал бал танцами с императрицей и, как передавал один лондонский журналист, «был чрезвычайно разговорчивым, галантным и настолько обаятельным, что можно было подумать, будто он стремится завоевать сердца всех присутствующих дам». Наблюдательный репортер продолжал: «После ужина был cotillon[123], и принц танцевал со знаменитой красавицей, маркизой Джорджиной де Галифе[124], с которой встретился в саду и после долгой беседы пригласил на танец. Котильон длился почти два часа, все это время принц болтал без умолку, и было замечено, что он едва мог устоять перед чарами признанной парижской обольстительницы». Тон поездке Берти был задан.
Аффи был менее успешным. Тот же журналист отметил, что «он был очень застенчив, не сравнить с братом; и в то время как принц Уэльский заставлял многих женщин вспыхивать румянцем под огнем его горящих глаз, герцог Эдинбургский, встречая пристальный взгляд дамы, сам тотчас краснел от смущения». Аффи манкировал танцами и был позже замечен за столом, где «уплетал сытную дичь, запивая ее шерри». Что ж, простительно, ведь это была его первая вылазка, и, в конце концов, молодой герцог приехал в Париж, чтобы учиться.
