– Тогда зачем она тебе?
– Ну нужно же, чтобы была… чужая..
– Дурак, давай лучше еще вмажем.
И Нысым наклонил прозрачный кувшин с качавшейся на широком дне массой дымчато-красного домашнего вина, нацедив ровно по краешки стаканчиков.
– Знатно наливаешь, не промахнешься, словно буфетчиком работал всю жизнь.
– Нехитрое это дело, попей с мое, Бохорчик… Ну что, пошли еще чекулдыкнем где-нибудь, на людях, крымчак любит веселье на людях, ну там сделать вид, что он в стельку пьян, ну там поскандалит тихонечко, а на самом деле он трезв и не ругается, так, мандит понемногу, но не зло, сразу уступит, если што…
– Что если «што»?
– Ну там дракой запахнет или еще чем…
– А чем еще?
– Ну там чужой муж, ну муж чужой жены встретит и начнет родному, тьфу, чужому мужу своей… тьфу ты, жены… в общем, ты понимаешь?
– Или если она его встретит?
– Где? В кабаке? У крымчака жена в кабак не ходит. Даже одна.
– А у меня ходит. Меня ищет…
– Зачем? Крымчак никогда не бывает пьяным.
– Вот поэтому и не бывает, что жена находит и ведет домой. Знаешь, у нас ведь муж должен быть всегда… при хозяйстве, ну, дома…
– А ты сейчас где, Нысым?
– Ну, это сейчас, а вообще всегда дома…
– Так, ты уже напился, у тебя раздвоение личности – ты и здесь, ты и дома…
– Принеси нам чего-нибудь, официант, может, по коньячку?
– Чтоб ты свалился тут и опозорил весь… Ну ладно, давай еще по полтинничку и – по домам…
– И по домам…
И только они опрокинули, только плеснули в свои горла на свои застарелые гланды горячего напитка, как в кофейню ввалился совсем пьяный Юсуф с диким возгласом:
– А, это вы, крымчаки, которые никогда не бывают пьяными? Я угощаю, маю на то право, ще по сотке коньяку – и баста, и по домам…
Все трое уткнулись лбами друг в друга над столом и продолжили ударять по коньячку.
И только и слышалось – еще и еще… С возгласами «крымчак никогда не бывает пьяным» они выбросились на мостовую тихой улочки и прямо из греческой кофейни пошли в обнимку неведомо куда…
– Ну и что? И где твоя жена, которая найдет всех нас и избавит от позора? – спросил Бохорчик Нысыма.
– Ходит где-то по пятам, она хорошо чувствует мою кондицию и занятость, крымчак никогда не пьет просто так, он всегда пьет по делу…
– А какое у нас с тобой дело?
– Пить, разговаривать, это и есть дело, Бохорчик. А ты что молчишь, Юсуф?
– Я вижу, что мы уже выходим из нашего города…
– И что, идем в другой?
– Дурак, мы зайдем в наш с другой стороны. Земля, говорят, еще пока круглая…
И в этот момент они все вместе зацепились за трубу, которую еще не успели уложить в канаву, и через секунду уже лежали на ее дне.
– Ну вот, а ты, Юсуф, сказал, что земля круглая! Она – как сундук с углами…
– Ну ладно, давай помолчим, полежим, подумаем…
– Да и уснем, а утром стыда не оберешься, весь город будет знать, что мы стали пьяницами подзаборными, валяемся, как чушки.
– Да никто не узнает, утром нас закопают вместе с трубами и – привет семье. А ты говоришь, Нысым, крымчак никогда не бывает пьяным, всегда ночует дома…
– Посмотрите на небо, который час? – спросил кто-то рядом с ними чужим голосом. – И не мешайте спать…
– Здесь кто-то есть, ребята, мне страшно, – прошипел Юсуф.
– Не бойтесь, это я, сын аптекаря. Я скоро уже буду трезвым и выведу вас назад в город, мы пойдем на «пьяный» угол и примем еще водочки, кто будет ставить?
– Слушай, зачем притворяешься? Что, в нашем городе сегодня напились все крымчаки, чтобы доказать, что крымчаки никогда не бывают пьяными?
– Да, и еще не спят с чужими женами и не ночуют под забором, – продолжил сын аптекаря.
– Слушай, откуда ты знаешь про мою чужую жену?
– Так весь город говорит об этом.
– Ты посмотри, у меня еще ее нет, я только подумал о ней, а уже весь город знает.
– Да, – сказал сын аптекаря, – наш город весь в мыслях об этом.
– О чем об этом?
– Ну, про чужих жен… Вы же все пьете и спите по канавам, а о них уже кто-то подумал…
– Послушай, ты, сын термометра и клизмы, не расстраивай нас, дай хоть немного отдохнуть, вот сейчас моя придет, она тебе даст..
– Зачем это мне нужно, мне свою жену окучивать надо.
– Да? И где же она?
– Ищет меня. Вот сейчас она придет и уж точно вам даст, пьяницы несчастные, подзаборные…
– Да мы не возьмем, нам своих нужно отоваривать…
– Да я не об этом, идиёты, у вас только чоче на уме…
– Не говори за всех, – Нысым попытался встать, но снова упал… Сверчки и цикады делали свое летнее дело, убаюкивали четверых смельчаков, ночевавших за городом, да еще в канаве.
А в это время четыре жены искали своих пропавших мужей, заглядывая в кофейни, простаивая и подглядывая в окна богатых ресторанов. Но их нигде не было.
– Ну где они могут быть, причем все вместе, вчетвером?
– Я знаю весь наш город, каждый закоулочек, у других женщин одновременно они не могут быть, да и не принято у нас следить за мужьями, много чести, – сказала самая гордая из них Балабан Стер, жена Нысыма.
– Ой, меня это вообще не трогает, лишь бы был здоровеньким, – сказала самая тихая жена сына аптекаря.
– Что же у нас в городе новенького, такого, на что они могли клюнуть? Они же знают каждый камешек на улицах. Стоп, дядя Кинап, – крикнула Балабан Стер через дорогу, – ты не видел наших мужиков?
– Нет, не видел, спроси у проезжей цыганки, у нее незамыленный глаз на наш город и наших мужчин. Она гадает у трамвайной остановки.
Цыганка смерила их незамыленным глазом и сказала:
– А позолотите ручку – скажу все про ваших му…
– Нет, все говорить не надо, только где они? Денег не дадим, а вот семечек жареных – два кармана.
– И то дело, – сказала цыганка… И начала что-то нашептывать себе под нос и в ладони.
– Я посоветовалась сама с собой и вот что скажу: я видела полчаса назад, как четверо мужчин, сильно качаясь, выходили из города. Шли они в другой город, но вдруг сначала один, а затем трое исчезли под землей…
– Я все поняла, – воскликнула Балабан Стер, – там прокладывают водопроводные трубы и сегодня рыли канаву…
Вскоре они стояли над своими мужьями и смеялись, глядя на то, как они лежали рядком в совсем неглубокой канаве, соображая, куда же они попали, и рассуждая о том, где еще могут выпить.
– Да эти все «соичмес» наши (крымчаки воды не пьют), – с облегчением сказала Балабан Стер.
– Ну вот, я же сказал, что моя меня найдет и не даст повода говорить, что крымчак валяется под забором, – сказал Назим.
– Нет, моя нашла, – начал было ныть Бохорчик.
– Кузгуны къайда олсанъ ол, ахшан эвынъдэ ол (днем будь, где хочешь, вечером в своем доме будь), – рассмеялась Балабан Стер.
