Ознакомительная версия.
В тот же день правительство США признало правительство Франко.
18 мая 1939 г. состоялся парад победителей, в котором приняли участие 120 000 его участников, среди них — итальянский корпус, представители «Легиона Кондор», 500 португальских добровольцев.
В этот день Николас Франко, незадолго до этого возвратившийся из Португалии, сказал брату: «Сегодня твой день. Великий день, который ты ждал с детских лет, который твои тщеславные черные глаза всегда предвидели в будущем». Но его Великий день еще не закончился. Все еще стоял вопрос: «После победы — что?»
2 марта 1939 г. посол Испании Франко в Риме П. Гарсиа Конде сообщил Хордане, что накануне Его Величество дон Альфонсо поставил в известность о том, что получил приглашение от короля Румынии посетить его страну вместе с Его Высочеством доном Хуаном и принять участие в охоте 25 мая. У посла сложилось впечатление, что у короля не было сомнения, что приглашение на охоту — всего лишь предлог, что там речь пойдет о реставрации монархии в Испании, возможно, с подсказки Англии. По словам посла, он проявил поистине дипломатическую изворотливость, т. к. не был осведомлен о намерениях генералиссимуса в этом вопросе, хотя и предполагал, разумеется, гипотетически, что в будущем не исключена реставрация монархии в персоне дона Альфонсо или дона Хуана»[110]. Но тогда идея реставрации в обозримом будущем не разделялась ни самим Франко, ни его влиятельными союзниками.
Накануне визита Чиано в Испанию Муссолини в письме Франко от 6 июня 1939 г. предупреждал: «реставрация монархии будет очень опасной для режима, учрежденного с такой славой и такими кровавыми жертвами». По возвращении из Испании в своем докладе 19 июля Чиано успокоил Муссолини: «Ни Франко, ни большинство из его окружения не благоприятствуют реставрации монархии». По его мнению, режим имеет полную поддержку испанского народа[111].
Но среди «победителей» все же не было такого единодушия, как это представлялось Чиано.
Большинство военных, участвовавших в гражданской войне на стороне Франко, все же надеялись, что с ее окончанием будет упразднена и система личной власти. Среди «инакомыслящих» были и монархисты, и традиционалисты, и фалангисты. Среди тех, чей голос прозвучал раньше других, по мнению Бустельса, был генерал Антонио Аранда. Тот самый Аранда, что с восторгом отзывался о Франко в беседе с полковником Кремером.
Старый либерал, до войны сотрудничавший с партией радикалов Алехандро Лeppyca и, как поговаривали, масон, Аранда отказался во время подавления астурийского восстания принять помощь фалангистов. После окончания гражданской войны, будучи военным губернатором Валенсии, освободил сотни заключенных, что увеличило антипатию к нему фалангистов. Тогда же он был одним из первых генералов, кто обратился к Франко с призывом восстановить конституционную монархию. Франко ограничился смещением его с командной должности, назначив начальником Высшей военной академии. Арестован он был позднее, уже после окончания Второй мировой войны, в 1947 г., а реабилитирован только после смерти Франко Хуаном Карлосом в ноябре 1976 г.
Вторым был генерал-лейтенант Кейпо де Льяно; он получил отставку и отправлен в посольство в Рим на почетную, но ничего не значащую должность, получил разрешение вернуться только в 1942 г.
Третьим был генерал А. Кинделан, монархист, никогда не скрывавший своих убеждений, а 8 сентября 1943 г. вместе с генералами Оргасом, Давилой, Сольчагой, Понте, Монастерио, Саликетом и Варелой направивший письмо Франко с просьбой восстановить монархию. Многие годы провел в ссылке и даже был арестован в 1949 г.[112]
Но никто из них не был лишен жизни. Эта участь также не постигла участников заговора подпольной политической хунты, руководимой полковником Тардучи и Ягуэ, считавших себя обойденными. Политическая программа хунты копировала нацизм. Хунта обратилась к шефу германских нацистов в Испании Томсону с просьбой устранить Франко. Зимой 1941 г. адъютант Ягуэ донес на своего генерала, и хунта прекратила свою деятельность. Франко не принял никаких мер против заговорщиков, ограничившись личной беседой с Ягуэ. И это в то время, когда редкий день в Испании обходился без казни республиканцев, вся вина которых состояла в их убеждениях[113].
Позднее Франко скажет: «Нет искупления без крови». 1939 г. был объявлен годом очищения. Хосе Мария Пеман облек этот императив в поэтическую форму: «Пожары Ируна, Герники, Малаги или Баэна подобны сожжению жнивья, дабы очистить землю для нового урожая».
Исход гражданской войны Франко оценил как победу подлинных и вечных принципов над ложными и антииспанскими. Для него носители тех «ложных» принципов были не сыновья Испании, а «бастарды».
Франкистские законы первых лет существования режима были куда более лаконичны в определении тех, кто принадлежал к «анти-Испании», а потому подлежал наказанию: сразу после поражения республики на всю страну распространилось законодательство «националистов», а значит, и февральский декрет 1939 г. Согласно этому декрету судебному преследованию подлежали все лица, которые прямо или косвенно принимали участие в демократическом движении, начиная с 1 октября 1934 г.[114] Масштабы репрессий были таковы, что, казалось, франкисты намеревались преодолеть пресловутый «кризис нации» и разделение на Испанию и анти-Испанию путем физического уничтожения или строгой тюремной изоляции не только своих активных противников, но и всех не поддающихся «единению во франкизме» элементов. «Трибуналы выбиваются из сил, чтобы угнаться за темпами арестов», — отмечал мадридский корреспондент «The Times» 3 января 1940 г.
Согласно официальным сведениям, в начале 1939 г. в тюрьмах Испании находилось 100 200 заключенных, в конце 1939 г. — 270 719. И это, не считая 400 000 солдат республиканской армии. Германский посол фон Шторер был убежден, что к началу 1941 г. в тюрьмах и концлагерях продолжало оставаться 1–2 млн красных[115].
Согласно сообщению корреспондентов «Associated Press», основывавшихся на официальных данных, между апрелем 1939 г. и июлем 1944 г. число расстрелянных и умерших заключенных составило 196 994[116]. Хавьер Ту-сель в специальном номере «El Pais» от 18 ноября 2000 г., посвященном 25-летию со дня смерти Франко, писал о «50 тысячах казненных после войны».
Но победители казнили своих противников не только по приговору трибуналов: на самосуд власти закрывали глаза.
20 ноября 1939 г., в третью годовщину расстрела Хосе Антонио Примо де Риверы, Франко распорядился о переносе его тела из Аликанте в Эскориал, в усыпальницу королей и королев. Десять дней и ночей фалангисты несли на плечах гроб Хосе Антонио, убивая на 500-километровом пути сотни пленных республиканцев.
Ознакомительная версия.
