И отмерять благие слова и дела не тощенькой мензурочкой, а емким ковшом. Возможностей для щедрости имелось предостаточно: в руках и «под руками» находились издательства, а Литфонд обладал весьма солидными средствами, чтобы сеять добро широчайшими жестами. При желании.
Но боги с писательского Олимпа величественно безмолвствовали и своим молчанием давали простор для поисков причин их загадочного поведения. Возможно, они. ограниченные рамками званий и должностей, были просто предусмотрительнее, дальновиднее и хитрее. Не стали орать: «Мы тебя!..», а избрали действия тихие, бесшумные, но от этого не менее эффективные. Предпочли бить наверняка. Под тем же девизом, что и у «рыцарей» телефонного террора. О том, что телефонных террористов связывали тесные узы братства и солидарности с богами писательского Олимпа, никто, разумеется, вслух нигде и никогда и словом не обмолвился. Наличие такого союза обнаружилось случайно.
В один прекрасный день (так иногда начинаются сказки) личной встречи удостоил автора «Бухенвальдского набата» сам тогдашний заведующий отделом культуры ЦК партии В. Поликарпов, что служит дополнительным подтверждением значимости этой песни. До таких бесед допускались немногие. Узнав, что Ал. Соболев еще не член ССП, В. Поликарпов тут же, при Соболеве, позвонил первому секретарю ССП Маркову и предложил ему, цитирую, «без всяких проволочек и формальностей, учитывая пожизненную инвалидность Соболева, принять его в Союз писателей».
Никто и не думал прятать разоблачающие «уши». Вечером того же дня поэт Соболев услыхал очередное анонимное, по-писательски изящное предупреждение «Не суйся!» с непечатными аргументами. Он снова задумался. Теперь - над разгадкой связи его визита к Поликарпову и «дружеским» звонком, над настораживающей осведомленностью его телефонных опекунов, об уже несомненном «деловом сотрудничестве» руководства ССП с анонимщиками.
Но насколько сильно и влиятельно это сотрудничество? Подумал Ал. Соболев и о том, что звонок Поликарпова все-таки не может быть проигнорирован главой ССП - не позволяла внутрипартийная субординация. И решил подождать, посмотреть, что будет, как развернутся события. Он понимал: прозвучавшее из ЦК «предложение» о его приеме в Союз писателей для нижестоящей структуры равнозначно приказу: исполнить незамедлительно. Но этого не произошло ни тогда, ни позже. Марков не выполнил приказа сверху! Марков, компартийный угодник, посмел ослушаться звонка из ЦК партии! Откуда взялось у него это вызывающее бесстрашие, почти бунт?! Храбрость его зашла так далеко, что в отличие от руководящего партийного работника В. Поликарпова он, всего-то секретарь ССП, не снизошел до личного общения с автором знаменитого произведения «Бухенвальдский набат». Как так?! Опять загадка!..
В то время одна мысль превалировала в догадках Ал. Соболева о непонятном для него поведении Маркова: не мешает ли приглашению Соболева в ССП его национальная принадлежность? К тому же кто-то сказал ему недавно «по секрету», что якобы дано указание «сверху» ограничить или вовсе прекратить прием евреев в ССП: их, мол, там и так много... В стране национального равноправия (в декларациях) автор антифашистской песни ничем не был защищен от фашистского выпада в свой адрес. Вспомнил, как в начале 50-х годов открытое гонение евреев в СССР пришлось по вкусу немалому числу советских писателей. Вспышка антисемитизма вдохновила некоторых из них выдать на потребу дня «шедевры» с выразительными названиями: «Без кого на Руси жить хорошо», «Чесночок» и прочее в таком же роде, которые бесцензурно ходили по рукам в кулуарах ССП, развлекали сочувствующих и единомышленников. Одному из ретивых антисемитов Ал. Соболев посвятил эпиграмму:
Он от рождения горбат и в том ничуть не виноват.
А что стихи его «горбаты» -так в том евреи виноваты.
В толком не проветренных от антисемитизма, не продутых чистым здоровым ветром интернационализма апартаментах ССП неприятие еврея Ал. Соболева, хотя и автора «Бухенвальдского набата», не казалось событием сверхне-обычным и могло проявиться в любом виде, в том числе в отказе быть принятым в ССП.
При этом звонок В. Поликарпова Маркову мог быть не более чем актерским жестом, внешне приятным, обещающим для Соболева, ни к чему не обязывающим Поликарпова, понятным без разъяснения Маркову, что и вылилось в его неповиновение... Была это беседа двух антисемитов? Вряд ли. Здесь, пожалуй, другое: оба они, повинуясь негласному антисемитскому настрою в партийных верхах, не захотели «выделяться», открыть дорогу человеку, который подвел их (заодно и себя), родившись евреем.
...быть вроде нищим, вроде лишним - в опале честный иудей, на положении «эрзаца»
(не та меня родила мать), благоволения мерзавцев как милостыню годы ждать...
(«К евреям Советского Союза»)
Пытаясь найти оправдание поступку Маркова, Соболев подумал и о том, что Поликарпов своим звонком насчет него вынуждал секретаря ССП пойти на нарушение существовавших правил приема в Союз писателей. Он считал, что в ССП только принимают, но не приглашают, и ошибался. В некоторых случаях, а это касалось особо одаренных литераторов, ССП звал их в свои ряды. Я не знаю более ранних публикаций, но в марте 1984 г. «Вечерняя Москва» довела до сведения читателей примечательное событие: поэтессу Т. Реброву приняли в ССП по неопубликованной рукописи... как человека, наделенного несомненным талантом. И это было отступлением от правил: заметили талант по неизданным стихам, оценили, пригласили, присоединили к общему писательскому организму... Срочно! Не потерять бы!
Здоровая молодая дама с тетрадочкой стихов, никому не известных, и... инвалид войны с «Бухенвальдским набатом», завоевавшим весь мир. Несопоставимо, тут и возражать нечего. Где же ты, трогательная забота ССП о талантах, ау!..
Позже, в августе 1986 г. литератор Агафонов рассказал на страницах «Литературной газеты» о том, как после постановки его пьесы в областном театре его позвали в местное отделение ССП и повелели писать заявление о приеме в ССП...
Как тут не вспомнить, не сравнить, что в течение четырнадцати лет, вплоть до своей смерти в 1973 г., возглавлял московскую писательскую организацию поэт Михаил Луконин, бывший фронтовик. 60-70-е годы - время нарастающей славы «Бухенвальдского набата». Что же молчал Михаил Луконин, почему не позвал Ал. Соболева в ряды ССП, что вынудило его, «окопного брата», сыграть в «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу» по отношению к Соболеву? Был согласен со стаей или побоялся ее зубов? Или его действия - представителя партийной номенклатуры - тоже регламентировала ниточка, связывавшая его с кукловодами из Кремля?
