Не дождавшись благоприятных для себя последствий беседы Поликарпов-Марков, Ал. Соболев оценил ее как бесчестную сценку, мысленно прикинул и процедуру приема его в ССП, если бы таковая состоялась. Не исключил обструкцию, публичный скандал, оскорбления... На вторую чашу весов вынужден был поместить свою инвалидность... И счел за лучшее внять совету анонимных «покровителей» и... «не соваться».
СОИСКАТЕЛИ ЛЕНИНСКОЙ ПРЕМИИ
А популярность песни неудержимо росла во всем мире. Песня неизменно глубоко волновала слушателей, она стала необходимым добрым спутником их жизни, к ней не «привыкали», она не надоедала, прочно вошла в сердца и души. Вопрос о представлении к награде за «Бухенвальдский набат» ее авторов созрел будто бы незаметно, «изнутри».
Поэтому выдвижение авторов всеми любимого произведения на соискание высочайшей награды в стране - Ленинской премии - было воспринято как должное. Но в истории советской культуры это был случай уникальный: претендовали на Ленинскую премию поэт и композитор за одну только песню! Люди согласились с этим фактом: песня особая, выдающаяся, неординарная. Песня затмила своих авторов. И выдвижение их на соискание Ленинской премии воспринималось как выдвижение самой песни, как правомерный акт ее признания.
Судя по прямо-таки сумасшедшему успеху «Бухенвальдского набата», решение о его выдвижении должны были принять коллективы организаций не менее чем государственного, союзного значения. Решения профессионально обоснованные, которым следовало доверять, не сомневаясь в их достоверности.
По-детски наивно думать, что выдвижение на соискание Ленинской премии происходило «снизу», как обожала толковать партия, спонтанно. Вот мол, собрались где-то Вася, Ваня, Федя, Маша, Даша и Катюша и придумали: давай выдвинем «Бухенвальдский набат» на Ленинскую премию, уж больно песня хороша, за сердце берет. Сочинили ходатайство, собрали подписи (по коммунистическим правилам) и послали его в Комитет по Ленинским премиям... Там распечатали конверт, прочитали и умилились... В грядущие века такие сказки будут рассказывать чересчур доверчивые бабушки своим внукам. За неимением лучшего.
В СССР, при комвсевластии, вопрос о будущих соискателях Ленинской премии (возможно, и лауреатах) рассматривался с сугубо коммунистических позиций, и не где-нибудь, а в мозговом центре ЦК на Старой площади вкупе с карманными представителями ССП, ССХ, ССК. Сообща сочиняли сценарий, а потом спускали его «вниз» для публичного воплощения, т.е. для постановки спектакля для «простых» людей.
Да-да! Спектакля. С режиссурой, натренированной, натасканной. Назначали и исполнителей по мере надобности.
Считаю, что в случае с «Бухенвальдским набатом» вопрос о выдвижении на Ленинскую премию решался продуманно, с дальним прицелом, с предусмотренной развязкой затеянного спектакля.
С оценкой общественно-политического значения «Бухенвальдского набата» поручили выступить Советскому комитету ветеранов войны. Тем более что и Ал. Соболев — инвалид войны. Тут отводилось место эмоциям, спрос за которые не планировался. Мало ли по какому поводу расстраиваются старички и старушки.
Предстояло назвать, так сказать, ответственных за художественные достоинства «Бухенвальдского набата», точнее - способных солидно их назвать и отстоять... В роли «покровителя» и «защитника» мелодии Вано Мурадели оказался Союз композиторов РСФСР (?)... Почему не СССР?
Оставалось назвать «покровителя» стихов Ал. Соболева, положивших начало песне. Тут бы самое место и время высказаться ССП. Но третьим выдвигающим оказался профкомитет литераторов при издательстве «Советский писатель». Профсоюзная - не творческая - организация для, не в обиду им будь сказано, «околописателей», т.е. литераторов - не членов ССП. Профкомитет собирал с них профвзносы, оказывал скромные социальные услуги.
Оба мы, и Ал. Соболев и я, обратили тогда внимание на странное несоответствие колоссального успеха и значения «Бухенвальдского набата» в жизни советского общества скромному положению в самом обществе выдвинувших песню на премию. Вызывало недоумение, почему отмолчались общегосударственного масштаба Союзы композиторов и писателей? Было бы логично, если бы они, солидные и влиятельные, резюмировали и суммировали общенародное отношение к «Бухенвальдскому набату» фактом выдвижения его авторов на получение высочайшей награды. Что скрывалось за их молчанием? Почему они «уступили» право выдвижения Мурадели и Соболева своим младшим коллегам - организациям не первостепенным в вопросах культуры страны? Значило ли это, что и ССП и ССК не считали «Бухенвальдский набат» произведением выдающимся? Убеждена, что нет. Но в ЦК партии, где писатели и композиторы стояли «на задних лапках», их мнением особо никто и не интересовался. Там были популярны иные критерии. Не без антисемитизма. Вот такие вопросы возникли у нас после публикации списка соискателей Ленинской премии. Возникли, как оказалось, не напрасно. Но тогда они стушевались перед весьма приятным фактом выдвижения на Ленинскую премию.
А события развертывались своим чередом, вернее сказать предписанным, спланированным в ЦК партии. Список соискателей Ленинской премии, с именами Вано Мурадели и Александра Соболева в их числе, напечатали все ведущие газеты. Это служило сигналом для начала обсуждения претендентов на премию и их произведений в СМИ. Прекрасная возможность для обстоятельного знакомства с мало кому известным Александром Соболевым почитателей «Бухенвальдского набата», ровным счетом ничего не знающих о его заслугах перед Отечеством. Может показаться неправдоподобным, но так было: ни один журналист возможностью рассказать об Ал. Соболеве не воспользовался. В одном из стихотворений о диковинных порядках в СССР Ал. Соболев сказал:
И коль вожак проблеет: «Бе-е-е!», должно послушно блеять стадо...
Не услышали советские журналисты соответствующего «Бе-е-е!». А потому и не получил поддержки СМИ как соискатель Ленинской премии Ал. Соболев.
А вот пример того, как действовала советская пресса, услышав «добро» от хозяев, т.е. партии. В 1982 г. соискателем Ленинской премии оказался архисоветский поэт Егор Исаев за якобы «дилогию» «Суд памяти» и «Даль памяти». Тут все было «липой», начиная с названия обеих поэм дилогией. Две части дилогии, согласно определению, обязаны быть связаны общим сюжетом и «сквозными» в обеих частях героями.
В дилогии Е. Исаева две полностью отличные друг от друга поэмы: действие одной происходит в Германии, другой - в СССР накануне войны. Что же их в таком случае объединяет? Только слово «память» в названии той и другой. Все. По аналогии правомерно назвать дилогией два произведения, озаглавленные так: «Дырка в ботинке» — первое и «Дырка в бублике» — второе. В дилогии Е. Исаева нелепости следовали одна за другой по нарастающей. Нелепость в названии, содеянная автором (самим или по подсказке?); нелепость выдвижения несуществующей дилогии на соискание Ленинской премии; апофеоз нелепости — присуждение автору рукотворной нелепости этой высочайшей награды. Как пошли на такое члены Комитета по Ленинским премиям? В самом деле, куда они смотрели и что видели - писатели, известные деятели культуры страны?
