Первым узнал его механик Педро. Закричал от радости:
— Тю, Дьябло рохо! Мама мия! Мой кабальеро! Мой Жуан!
С того момента и прилипла к Федорову невольно вырвавшаяся из груди механика сочная кличка «Красный Дьявол», перекочевавшая из радиовещания в полк. А Пассионария потом лишь узаконила это прозвище в своих речах перед публикой.
Зато и охранители политической благонадежности на Родине, когда до них дошло донесение об этом невероятном побеге из гнезда «Кондора», записали угнанный бомбардировщик на свой счет с большой закорючкой возле фамилии угонщика.
Угнать самолет с военного аэродрома действительно мог только дьявол. Его стали бояться пилоты из вражьего стана.
Летчики-истребители из воздушной армады «Кондор», узнав о дерзости Красного Дьявола, норовили избегать встречи с ним в открытом бою. Лишь командир бипланов «Микки-Маус» Адольф Галланд высказал желание поохотиться на Красного Дьябло при условии, что он пересядет в новейший истребитель БФ-109. Но командование резонно ответило, что командир «Микки-маус» должен летать на тех же самолетах, что и его подчиненные.
Галланд случайно «встретился» с Красным Дьяволом. Тот, как всегда, был на своей «мышке» с открытой кабиной. Не раз выходивший победителем в стычках с английскими пилотами, действующими в его секторе, немец вынужден был уклониться от боя, еле уволок на свою территорию крылья, изрешеченные пулями «моски».
После этого неприятного случая он притворился больным ревматизмом, обманул врачей и таким способом добился перевода на новый истребитель серии «Мессершмитт-109». Но повторно встретиться с Красным Дьяволом, наводившим ужас на немецких летчиков, ему не довелось.
Погружаясь все глубже в болото политических амбиций и военной беспомощности в результате нехватки оружия и единого мнения, Республика медленно угасала, уступая врагам один рубеж за другим. Падал и международный авторитет, благодаря ярко выраженной инициативе Народного фронта отстоять демократию в стране с позиций коммунистической партии.
Несмотря на то что простые люди Европы и Америки сочувствовали республиканцам, стремились их как-то поддержать, правящие круги капитализма, напуганные победой Октябрьской революции в России, глушили «красную заразу» в тайне от своего народа. Четко сознавая двойственную политику соседних государств по отношению к Испании, национал-социалистические правительства Италии и Германии, не считаясь с международными принципами невмешательства во внутренние дела независимых государств, усилили военную помощь мятежному генералу с диктаторскими ухватками. Италия ужесточила условия прохода русских судов через Средиземное море. Из-за отдаленности Советский Союз не мог тягаться в военных поставках с фашистской коалицией. Соотношение сил противодействующих сторон в Испании быстро менялось в пользу франкистов и приближалось к смертельно опасной пропорции.
Так что Федоров и его боевые товарищи невольно вступали в бой с численно превосходящим противником.
Чтобы кое-как сохранить превосходство в воздухе над скоростными «мессершмиттами», Иван выбросил из кабины тяжелые броневые плиты, защищавшие пилота от пуль, облегчил таким способом самолет, повысил его тактические способности. Это дало ему возможность действовать самостоятельно, не придерживаясь правил группового боя. В связи с этим возникла необходимость пересмотреть тактику действий боевого звена истребителей, ограничивающую свободу маневра отдельно взятого пилота. Звено из трех самолетов больше заботилось о том, чтобы сохранить строй в бою, не потерять в «собачьей свалке» друг друга и командира звена, чем беспокоиться о нападении на врага. Впервые в практике воздушного сражения Федоров добился права самостоятельно вступать в бой с противником в одной связке с «телохранителем», прикрывающим голый, безоружный тыл атакующего истребителя. В паре с Косенковым «Красный Дьявол» с непостижимой легкостью врезался в строй бомбардировщиков, вызывая переполох, и короткими очередями в упор расстреливал охваченных страхом противников.
Незащищенный со спины, он требовал от ведомого неотступно следовать за ним, прикрывая с тыла. Иногда он устраивал «чертово колесо», обороняясь от стаи фашистских стервятников.
Колесо, как и «мельница», передвигалось по небу, вселяло ужас в сердца трусливых пилотов, воюющих по принуждению или за большие деньги. Практичные деловые «боши», как правило, не шли на рожон с противником, если не просчитывали успех, не видели выгоды для себя, чего не скажешь о республиканцах и пилотах из России, которые дрались из чувств солидарности с трудовым народом Испании.
Иван дрался из любви и благодарности к тепло принимающему его народу и врожденной страсти к совершенству своей профессии летчика-испытателя по призванию, а не по должности.
Стремление быть первым, лучшим среди окружающих толкало его в объятия риска. И если он впервые становился на этот манящий животрепещущий мостик к новому неизведанному чувству, ничто не могло его свернуть с пути, пока не обрушивались на него такие обстоятельства жизни, из которых нельзя уже было выйти прежним.
Придерживаясь заявленного в Альбасете принципа «мне ничего не надо», «платите наравне с испанскими летчиками», он не заботился о сборе доказательств по числу сбитых самолетов, иные победы дарил своим напарникам. Несмотря на легковесную тенденцию к самоумалению и пренебрежение к своим заслугам, командование высоко оценивало его личный вклад в героические попытки республиканцев отстоять свои рубежи под нарастающим натиском германо-итальянской интервенции и представило к званию Героя Советского Союза, о котором узнал только по возвращении в Москву.
В январе следующего года в их истребительный полк прибыла смена, подготовленная в России исключительно из молодых испанцев, отобранных и посланных на выучку еще в начале гражданского противостояния. Срок командировки подошел к концу, а уезжать не хотелось. Потом и кровью прикипел он к горам Андалузии, к техникам его самолета, готовым в любой момент пожертвовать всем, чем угодно, во имя победы над врагом.
Особенно грустно было расставаться с выразительно молчаливым Педро Муньесом. Хотел было остаться, но раздумал. Слишком устал он, вымотался за полгода непрерывных сражений на земле и в воздухе. Да и слякотная погода наводила тоску по дому.
А тут еще Елдыкин, оказавшийся каким-то образом на должности инструктора по кадрам при штабе интернациональной авиабригады, самодовольно намекнул, что остаться на вольной должности при штабе прославленному летчику «не светит».
