Сказку моей жизни (нем.).
(Das) M*rchen meines Lebens. — Художественная автобиография X.K. Андерсена. Вышла сначала на немецком языке (1847), и более пространно на датском языке «Mit Livs Eventyr» (1855).
См. стихотворение «Пражский рыцарь» (1923) (СС-2. С. 228).
T.S.F. (Transmission sans fil — передача без проводов — фр.) — радиоприемник.
Сметана Бедржих (1824–1884) — чешский композитор, дирижер, пианист.
Родины (лат.).
…в том замке-пансионе. — Имеется в виду замок д’Арсин (Ch*teau d’Arcine) недалеко от города Франжи в Верхней Савойе, в нем размещался русский пансион. С. Эфрон лечился в нем в конце 1929–1930 гг. «Уединенный замок, — ныне пансион для выздоравливающих. Все очень хвалят. Я за него счастлива, — первый отдых за 15 лет», — писала Цветаева А.А. Тесковой 25 декабря 1929 г. (Письма 1928-1932. С. 313). Цветаева побывала здесь дважды (в 1930 и 1936 гг.)
Речь идет о Елизавете Эдуардовне Малер (1882–1970), профессоре славянской филологии в Базельском университете (Швейцария). С 1920 г. жила в Швейцарии. Уезжая в СССР, Цветаева оставила ей часть своего архива.
Розовое вино (фр.).
Так в бумажной книге. Возможно — укелеила (от — келья). OCR
По-видимому, речь идет о взаимоотношениях Цветаевой и Пастернака.
На что ж искать далеких звезд? / Для неба их краса (нем.). (Пер. В. Жуковского.) — Из стихотворения Гёте «Trostin Tr*nen» («Утешение в слезах», 1803).
Звезду… Господь Бог (нем.).
Источник цитаты не установлен. Вероятней всего, Цветаева цитирует какое-то несохранившееся письмо к Пастернаку.
Цветаева отвечает Рудневу на его письмо от 7 августа, где он пишет об очерке «Черт» и предстоящей его публикации в «Современных записках»:
«<…> „Чорта“ прочитал, впечатление не слабее, чем от Вашего чтения и отдаю должное Вашей на этот раз покладистости, — Вы устранили то, что могло бы коробить многих по части Вашей антицерковности. Смущает несколько размер (ок<оло> 45.000 знаков, по-моему) и изобилие слов на иностранных языках (двойной тариф набора тех строк, где эти слова попадаются, — за счет автора).
Соблазняет мысль: не лучше ли опустить страницу 17-ую, — пение матери и Валерии, эпизод по смыслу мало связанный с темой, и — текст сплошь на двух языках. Что Вы скажете?
Как живется на юге? Мне кажется, что должно бы быть и для Вас и для Мура хорошо. <…>» (Надеюсь — сговоримся легко. С. 82). В итоге В.В. Руднев оставил страницы со сценой пения в публикации (Современные записки. 1935 № 59. С. 221 222).
Пляска Святого Витта… — заболевание (хорея Гантингтона — мед.), связанное с нарушением психики человека и проявляющееся, в частности, в непроизвольных насильственных движениях конечностей и мимике. Больной как бы пританцовывает. Вит (Витт) — святой мученик, в детском возрасте за исповедание христианской веры подвергался истязаниям со стороны правителя Валериана (III в). Погиб мученической смертью.
Рядом с этим абзацем в письме небольшой чертеж, иллюстрирующий расположение двух комнат, и надпись: «окно», «выемка: Двери нет», «дверь с воли, т.е. с внешней лестницы».
Воскресный иллюстрированный журнал (фр.).
Журнал «Воля России» прекратил свое существование в 1932 г.
Перекоп, Поэма о Царской Семье — см. СС-3. Le Gars. — В 1931 г. Цветаева рассчитывала выпустить отдельным изданием на французском языке (в собственном переводе и с иллюстрациями Н.С. Гончаровой) поэму «Мо*лодец». Издание осуществлено не было. Цветаева сообщала А.А. Тесковой в письме от 31 августа 1931 г.: «Французский мой Мо*лодец (Gars, работа 8-ми мес<яцев>) не понадобился никому» (Письма 1928-1932. С. 494). Подробнее см., например: Цветаева М., Tsvetaeva М. Мо*лодец. Поэма. Le Gars. Po*me. Illustration de Nathalie Gontcharova. Сост., подгот. текста, вступ. статья, коммент. А. Ивановой. Статья в прилож. и перевод предисл. М. Цветаевой с фр. Е.Г. Эткинда. Ил. Н. Гончаровой. М.: Эллис Лак 2000, 2005.
Шуман Роберт (1810-1856) — немецкий композитор. В последние годы жизни страдал психическими расстройствами и слуховыми галлюцинациями. Его жена, Шуман Клара (урожд. Вик; 1819-1896) — немецкая пианистка, композитор, педагог.
Т.е. о последних годах жизни Наполеона на о. св. Елены.
Уже на родине, отбывая срок в исправительно-трудовом лагере, Ариадна Эфрон писала своей тетке, Анастасии Цветаевой, о сложных отношениях с матерью: «…Меня любила иначе, чем сына, и иначе, чем когда я была маленькой. Не любила во мне медлительность, лень, склонность к „дешевому“ (журналы, газетному чтению, дружбу с бакалейщиками и дворничихами, смешливость и вообще мой смех). Любила во мне ум, быструю реплику, поэтическое чутье, щедрость, мое рисование и писание. Очень многое во мне просто раздражало ее. <…> Родная мама! Я нижу, с каким молчаливым презрением она оглядывала меня, уныло возвращавшуюся домой с какой-нибудь до глупости невинной прогулки! Но это всегда была любовь, принявшая со временем такие формы. Она всегда любила меня, и это всегда была любовь яростная и героическая, ее любовь, которая была Выше и больше тех, кого она любила. Ее любовь, отдавшая все, требовала так же абсолютного служения, без отклонений и компромиссов, без совместительства. А я тогда пыталась совместить свою любовь к ней с дружбой с девчонками и мальчишками, кино, работой, с „самостоятельностью“. Она, знавшая себе цену, презирала во мне мелкую разносторонность. Мне тогдашней мать была не под силу. Нужно было самой много выстрадать, чтобы явилась эта огромная сила любви, ей теперь ненужная. На самом деле <…> у меня была только одна любовь — она. Пусть были затмения, отступления, собственная глупость и молодость — ни отца, ни брата, ни мужа я так не любила. И она меня всегда любила» (Нева. СПб. 2003. № 4. С 172–173. Публ. Р.Б. Вальбе). См. также письмо к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г.
