— Пошли к «Новой встрече»! — ревела толпа. — Там они спрятались!
Страшные удары сотрясали стены «Новой встречи». Ломали все, что попадало под руку, подожгли даже скамьи для прихожан.
— Это не храм божий, а притон дьявола! Здесь ему клялся сатана, испускающий молнии!
Пламя пожара охватило крышу, разогнав спустившиеся на город сумерки.
— Надо наказать и его, потерявшего стыд безбожника! — и толпа кинулась к дому Пристли.
Пристли с тревогой всматривался вдаль: крики и пожар в городе не предвещали ничего доброго. Вдруг послышался тревожный стук в запертую калитку. Старший сын Джозеф выбежал в сад.
— Что вам нужно, — взволнованно спросил он пришельца, не открывая, однако, калитки.
— Господин Рассел прислал за вами крытую повозку. Надо немедленно уезжать отсюда, — услышал он в ответ.
— Может быть, успокоятся и не доберутся до нашего дома, — с надеждой промолвил Пристли.
— Не следует терять ни минуты, отец! Немедленно уезжаем.
Через полчаса после их отъезда толпа ворвалась в дом ученого. От сильных ударов трещали, падая, ворота. Град камней летел в окна. Все в доме Пристли было предано варварскому уничтожению. Аппаратура, которую великий ученый собственноручно изготовил с такой любовью и усердием, в миг превратилась в груду обломков. Обезумевшая толпа не пощадила и уникальную библиотеку Пристли, горели подожженные кем-то редкие книги, горели бесценные рукописи.
Волнения в Бирмингеме продолжались несколько месяцев. Пристли нельзя было и думать о возвращении в город. Некоторое время после разыгравшейся трагедии он провел у своих друзей, а осенью стал пастором в Хакни.
События в Англии вызвали взрыв возмущения во всем мире. Многие видные ученые Англии, Франции, Германии, Швеции выражали свою солидарность и сочувствие Пристли. В сентябре 1792 года он был провозглашен почетным гражданином Франции, получил предложение об избрании его депутатом в Национальный конвент, десятки доброжелателей и почитателей высылали в Англию деньги на восстановление лаборатории и библиотеки ученого.
Жизнь в Хакни текла спокойно и счастливо, но вечерами, когда вся семья собиралась у камина, они не раз возвращались к мысли оставить Англию: рана, полученная в родной стране, была глубокой и лечить ее следовало вдали от дома.
В августе 1793 года сыновья Пристли отплыли в Америку. Дом опустел, и уже не было задушевных вечерних бесед у камина. Госпожа Пристли часто плакала.
— Джозеф и Уильям уже взрослые, но Генри — совсем еще мальчик. Здоровье у него не очень крепкое. Что-то они там сейчас делают?
Они вполне самостоятельные люди и устроятся там неплохо, — говаривал Пристли, ласково глядя на жену. — Успокойся, не стоит волноваться.
— Нет. Не могу. Успокоюсь только, когда буду рядом с ними.
7 апреля 1794 года в порту Сансэм Пристли с женой поднялись на борт океанского корабля и отплыли в Нью-Йорк.
Шумный город не понравился Пристли. Отдохнув от путешествия, длившегося почти два месяца, они уехали в Пенсильванию, где у старшего сына была своя ферма. Небольшой городок Нортумберленд[151] пришелся по нраву ученому. Он выстроил собственный дом, но жизнь в нем не принесла счастья: от туберкулеза умер его младший сын Генри. В следующем году от горя, сокрушаясь по любимому сыну, умерла и жена ученого.
Пристли переехал жить к старшему сыну Джозефу. Большую часть времени он проводил в своем кабинете, среди книг и рукописей. Открытия, которые он сделал, надо было объяснить и осмыслить с точки зрения флогистонной теории.
Нет! Он не мог принять идеи, которые провозглашал Лавуазье! Ведь это разрушило бы философскую концепцию, которая давала силы исследователю и мыслителю Пристли на протяжении всей его жизни. Неужели теперь, к концу жизни, он должен отказаться от флогистона?![152] Разве мог он в одно мгновенье разрушить то, что строил всю жизнь? Склонившись над письменным столом, Пристли писал, писал… Главным его увлечением теперь стала философия.
Иногда он усаживался в тени под ветвистым дубом отдохнуть и подышать свежим воздухом. Обычно в такие минуты к нему подбегала любимая внучка Элиза и тоненьким голоском просила:
— Расскажи мне сказку, дедушка.
— Я занят, дитя мое. Мне нужно писать.
— Ты сказки пишешь, дедушка?
— Сказки, но для взрослых — для ученых людей…
Книга о флогистоне вышла из печати в 1803 году в Филадельфии. В том же году Пристли предложили стать ректором вновь открывавшегося университета в Пенсильвании; он наотрез отказался. Доктор Пристли неустанно писал. Одним из его последних трудов было «Размышление о флогистоне». Через несколько месяцев после завершения работы над рукописью Джозеф Пристли скончался. Это случилось 6 февраля 1804 года».
Закончив повествование и скорбно поджав губы, мисс Паркёс неотрывно смотрела на линзу. Гости молчали. Потом хозяйка глубоко вздохнула и с волнением в голосе продолжила:
— Друзья мои, время безжалостно и к самым великий умам человечества. Четырнадцать лет спустя, когда Джозеф Пристли-младший решил покинуть Пенсильванию, все вещи доктора Пристли пошли с молотка. Его библиотека — около четырех тысяч томов — была за бесценок распродана на аукционе. Уцелела лишь электрическая машина, которая куплена в Нантвиче и является теперь собственностью господина Джемса Мартино. Вторая электрическая машина Пристли хранится в музее Лондонского королевского общества. Мое сокровище — линзу — вы только что имели счастье лицезреть.
КАРЛ ВИЛЬГЕЛЬМ ШЕЕЛЕ
(1742–1786)
Карл Вильгельм Шееле родился в городке Штральзунд, в Померании, входившей в то время в состав Шведского государства[153]. Его отец, известный шведский торговец, имел самый большой магазин в городе. Для обучения сына он нанял учителей, которые вели занятия с мальчиком на немецком и шведском языках. Карл был прилежным учеником и с удовольствием занимался, но еще большее удовольствие он получал от своих прогулок по побережью Балтийского моря. Теплые летние дни после обеда он проводил обычно на берегу, где собирал выброшенные волнами водоросли. Карл делил их на группы: зеленые, коричневые, красноватые… Вернувшись домой, он резал их на мелкие кусочки, укладывал в чашки, которые выпросил у экономки, и заливал водой или водкой. Через несколько дней переливал полученные настои в бутылки и аккуратно расставлял их по полкам. Это была его «аптека с чудесными лекарствами». В ней были настойки из липовой коры, брусничный сок и разные сушеные травы. Когда мальчик подрос немного, отец отдал его в немецкую школу, но и там он не оставил своего любимого занятия — собирать лекарственные травы, гуляя по живописным окрестностям Штральзунда.
