Заступничество это, что и говорить, прозвучало абсолютно неожиданно. Месмер получил огромную моральную поддержку. И в тот же год его ученик и последователь маркиз Пюисегюр открывает явление искусственно вызываемого того самого сомнамбулизма. Тем самым он обращается от магнетизма к психологии, к взаимодействию души и тела.
Кающийся грешник
Однажды проездом в Париже оказался старый знакомый Месмера по Вене известный поэт Лоренцо да Понте. Не один год он сотрудничал с Моцартом — писал либретто к его операм. Месмер не преминул встретиться с да Понте, пригласил к себе. За ужином они вспоминали старую Вену, музыкальные вечера на Загородной улице, когда оба были моложе и жизнь, казалось, будет такой долгой и счастливой. Впрочем, они и теперь были не такими уж старыми. И хотя да Понте был моложе Месмера на пятнадцать лет, но это никогда не мешало им быть на равных. Короче говоря, они встретились как старые друзья, и Месмер жадно расспрашивал о том, что творится в Вене, где сейчас Моцарт, что он пишет и над чем работает сам да Понте.
— Сочиняю либретто к его будущей новой опере, — ответил да Понте. — Вольфганг получил заказ написать музыку на известный сюжет о наказанном развратнике. Это будет основанная на адаптированной итальянской пьесе «Дон Джованни Тенорио» морализаторская история о Дон Жуане. Помните одноименный балет Глюка? Эта средневековая притча широко известна. Еще в прошлом веке ее использовал Тирсо де Молина, как и многие другие потом, в том числе Мольер и Гольдони. Так вот, моя задача сочинить новое либретто, основанное на предании о Дон Жуане, великом грешнике, совратителе женщин.
— Да, я знаю легенду о Дон Жуане, — заметил Месмер. — И даже был однажды на балете Глюка.
— Вот вы говорите «легенда», то есть что-то давнее и, возможно, вымышленное. А ведь легенда о коварном соблазнителе — это, можно оказать, история на все времена. И еще лет сто назад она произошла в действительности.
— Не может быть, — удивился Месмер.
— Да-да, именно произошла. Я даже подумывал одно время положить эту подлинную историю в основу будущей нашей с Моцартом оперы. Так сказать, осовременить известный сюжет.
— Что же это за история? — полюбопытствовал Месмер.
— Извольте, слушайте. — Да Понте поудобнее уселся в кресле, прихлебнул вина из бокала и начал: — Образ смелого и ловкого соблазнителя женщин в разные времена изображали по-разному. То это был грубый сластолюбец, получивший заслуженное возмездие и низвергнутый в бездну. То — вертопрах и бездельник, цель которого совращение женщин. То — славный малый, бесстрашный искатель любовных приключений в надежде обрести свой идеал. Но ни разу никто не рассказал о соблазнителе как о раскаявшемся грешнике. В пьесе Тирсо де Молины на требование покаяться Дон Жуан отвечает гордым «нет» и предпочитает гибель, но не покаяние. А между тем чуть ли не в одно время с автором пьесы о севильском соблазнителе в том же городе жил граф Мигель де Маньяра — великий развратник. Некоторые считали, что он ради удовлетворения своей разнузданной чувственности убивал мужчин — мужей обольщенных им женщин — и заставлял рыдать всех тех, кого коснулся его сладострастный взгляд. Одним словом, любовные похождения этого демона-соблазнителя, его сердечные безумства были широко известны в тогдашней Севилье. А началось все с того, что как-то он присутствовал на представлении «Севильского соблазнителя». Автор пьесы преследовал одну цель — нравоучительную. «Так обманывать женщин! — говорит слуга Дон Жуана своему господину. — Вы поплатитесь за это в свой смертный час!» И возмездие настигает развратника.
Усвоил ли этот урок дон Мигель? Скорее всего, нет.
На следующий день после спектакля дон Мигель отправился к Жиральде, мавританской башне, бывшей когда-то мечетью, которая гордо высилась в виде обелиска. Там он произнес, как клятву: «Хочу быть Дон Жуаном!»
— И представьте, — воскликнул да Понте, — он стал им. Он стал мужчиной Тысячи и трех жертв. Вся Севилья, — продолжал он, — затаив дыхание следила за безумными любовными похождениями и шумными дуэлями на шпагах того, кого весь старый город согласился называть Дон Жуаном.
Как бы то ни было, но по вечерам женщины и юные девицы бросались к окну, едва заслышав с улицы возгласы: «Вот идет Дон Жуан!» И, может быть, каждая мечтала стать добычей этого наглого соблазнителя и ждала, когда ее осчастливит неотразимый Дон Жуан.
Однажды весной 1648 года дон Мигель зашел в бедную церквушку в квартале Ресолана, неподалеку от Гвадалквивира. Это была церковь святого Хорхе. Началась месса. Дон Мигель истово молился. Внезапно он вздрогнул, увидев рядом с собой прехорошенькую девушку. Сердце дона Мигеля учащенно забилось. В этот момент для него все перестало существовать — он видел перед собой лишь один прекрасный силуэт и хрупкую фигурку. Месса кончилась. Девушка, сопровождаемая дуэньей, села в карету и исчезла. Словно окаменевший, дон Мигель еще долго пребывал в остолбенении. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Его охватило какое-то совсем новое, неизведанное чувство.
Узнать имя той, которая, сама того не сознавая, пленила соблазнителя, было не так уж трудно. Вскоре он уже знал, что звали ее донья Херонима, она была дочерью дона Диего Карильо де Мендосы, главы одной из самых достойных андалусских семей.
Дон Мигель представился дону Диего и стал часто бывать в его доме. Иногда ему доводилось увидеть и донью Херониму. Но никакие коварные помыслы не тревожили его ум, ему и в голову не приходило пуститься в любовную интригу. От потомков дона Мигеля известно о первой беседе, которая произошла между ним и той, которая вскоре станет его женой.
Жаркий летний день близился к вечеру. Дон Мигель пришел, как обычно, в дом к дону Диего. Но того не оказалось. К гостю вышла донья Хе-ронима.
— Дон Мигель, мой отец, скорее всего, не очень задержится, но не желаете ли вы пока пройтись по нашему саду? В цветнике сейчас как раз расцвели розы…
Дон Мигель последовал за доньей Херонимой по садовой аллее.
— Расскажите мне о себе, донья Херонима…
— Я ничего не сделала такого, о чем стоило бы рассказать. Я забочусь о своем отце, который часто болеет, занимаюсь домом и садом. Вечерами читаю вслух отцу. Кроме того, я занимаюсь благотворительностью, собираю пожертвования, навещаю больных… В Севилье и Гренаде так много бедняков, дон Мигель. Столько бедных!..
— Ваше сердце полно сострадания, оно — сама нежность. Увы, мое — совсем иное.
Девушка поглядела на него, не опуская глаз.
— Я вас очень хорошо знаю, дон Мигель. Я знаю, кто вы и что о вас говорят.
