— Не единственный кандидат, — уточнил я, — а единственный, кто в настоящий момент имеет шанс независимо от причин: любви, безысходности, выбора между плохим и скверным — неважно, сплотить разрозненные либерально-демократические силы и привести их в конце концов под свои знамена.
— Ты не умеешь считать. Помогите мне, и я материализую этот шанс. Реально я единственный, нравится вам это или не нравится, демократически весомый кандидат. Ты не согласен? Надо же уметь считать. Мы можем победить. Можем! Я открыт к объединению. Скажите с кем? Я ввязался в эту борьбу ради одного — немыслимо отдать власть коммунистам. Мы завязнем на следующие 50–75 лет. И это произойдет. Он же должен уметь считать. Какими социологическими опросами он пользуется? Кто их делает? Провинция не приемлет Ельцина. А Россия на 70 % провинция.
— Но есть и другой счет. Количество нежелающих видеть президентом Зюганова на 10 % больше тех, кто не желает видеть на этом посту Ельцина.
— Ну и что? Определяя достаток пищи, считают живущих, а не умерших. Зачем его команда противостоит мне, мешает? Это же безумие. Неужели он не понимает, нужен еще один кандидат, с которым бы я мог объединиться. Не какая-нибудь шавка, а человек, имеющий авторитет.
— В твоих словах много разумного. Трудно избавиться от абсолютизации своего «я». Ты тоже страдаешь этим недугом. Вспомним твои слова: «Почему я должен с кем-то объединяться? Пусть Гайдар объединяется со мной без всяких драконовских условий».
— Это как считать: Гайдар — не баллон с воздухом, который помогает удержать корабль на плаву, а груз на ногах, который с пакетом его макроэкономических проколов утащит меня на дно.
— Но свои 4 % он собрал. Разве они тебе помешали бы?
— А кто просчитал, сколько процентов из моих традиционных избирателей я бы потерял в результате этого союза: 1–2–5? Простая арифметика: 6,5 % Явлинский, 3,5 % — Гайдар — здесь неуместна. Россия — непредсказуемая страна.
Прервем наш разговор и порассуждаем.
Выборы всегда риск. И идти на них без запаса прочности, без резервного варианта нельзя. Ревность — субстанция чувств, эмоций, а не разума. Представим себе гипотетическую ситуацию: где-то в мае или апреле Ельцин заболевает. Нет, не катастрофически. Просто недомогание выбивает президента из колеи. Вспомните, как потерял сознание Буш во время поездки в Японию. Уже через несколько дней президента Америки все телекомпании мира показывали, как всегда, бегущего в спортивном костюме в сопровождении кортежа охраны. Но оптимистичные американцы не простили Бушу этого обморока. И даже операция «Буря в пустыне», вознесшая авторитет Буша до небес, принесшая ему невиданную популярность (70 %), была смикширована и погашена этим внезапным обмороком.
В этом смысле против Ельцина борются не его прошлые недуги, а истории болезней одряхлевших предшественников: Брежнева, Андропова, Черненко. Более здоровый, хотя ныне бесперспективный, Горбачев только усиливает эту ельцинскую схожесть с ними. Рыжкова на выборах 1991 года лишил шансов его предвыборный инфаркт.
Неразумно запугивать себя излишним трагизмом. Президент почти освоил американскую манеру. На встрече с руководителями СМИ, случившейся неделей раньше, президент был в хорошей форме и без обиняков заявил, что в своей победе уверен, она случится непременно, причем в первом туре. Насколько это соответствует социологическим опросам, президента как бы не интересовало. Принцип единственно верный и крайне ситуационный. Слишком много сомнений, они должны натолкнуться на уверенность президента. И все-таки осознанное отсутствие страховки вселяет беспокойство. Практически любой сбой, ухудшение самочувствия, недолгая болезнь, это, помимо потери темпа, который задал президент с первых дней своей кампании, еще и растерянность — и тотчас разброд в стане сторонников, если некому подхватить знамя. Ельцин обречен подчеркивать свое хорошее физическое самочувствие. Подтверждением тому является легкость, с какой президент прошел к трибуне, чтобы произнести свое послание Федеральному Собранию.
Запомним этот день.
23 февраля 1996 года, 11 часов, Кремль. Частность, которая была зафиксирована всеми телевизионными камерами мира. Разница в возрасте главных конкурентов 14–15 лет. По сложившимся нормам, 65 лет — возраст, почитаемый на политическом Олимпе: помимо профессионализма, он предполагает государственную мудрость, которая дается с годами. Это и компенсирует подвижность и энергичность более молодых конкурентов.
Итак, предвыборная тактика Бориса Ельцина исключает фигуру № 2. Назовем эту ситуацию «синдромом Руцкого». Идея Гайдара побудить Черномырдина сделать этот шаг успеха не имела. Возможно, Черномырдин пропускает свой звездный час — так кажется нервическим демократам. Но давайте задумаемся, реальна ли в этих условиях какая-либо иная позиция Черномырдина, кроме отказа.
Во-первых, смысл спаренного движения — когда твой партнер нарабатывает свой политический капитал в другом электорате, а значит, в будущем играет на прибавление голосов главному конкуренту. В случае с Черномырдиным такая ситуация невозможна, ибо и Ельцин, и Черномырдин будут собирать урожай на одном избирательном поле.
Во-вторых, и тот, и другой обречены пользоваться теми же самыми приводными ремнями, имя которым — губернаторский корпус. И появление двух подобных фигур в качестве претендентов на президентский пост поставит чиновничий мир, который был опорой предвыборных думских баталий НДР, в крайне трудное, если не сказать безвыходное, положение. Аппарат, будем откровенными, оказался малоэффективным политическим домкратом и не поднял Черномырдина на вершину. Чуда не случилось. Как выяснилось, власть управляет членами семей чиновников и небольшой частью их друзей плюс армия. Вот и весь электорат. Достаточный, чтобы быть замеченным, но крайне малый, чтобы эффективно управлять страной. Как мы уже говорили, в этой ситуации «блестящим» можно было бы назвать результат в 14 %. Получили 9,8 %. Не разгром, но проигрыш двум главным конкурентам — коммунистам и ЛДПР. Следовательно, Черномырдин не может быть спарринг-партнером Ельцина. Поэтому повторим замечательную фразу О.Генри: «Боливар не выдержит двоих».
Крайне примечательна встреча, которая состоялась с президентом 20 февраля 1996 года. Присутствовали редакторы главных изданий. О самой встрече мы еще поговорим, она нестандартна. Но сейчас повторим лишь один из ответов, который дал президент относительно своих отношений с В.С.Черномырдиным. Президент сказал, что отношения с премьером у него хорошие, разногласий у них по существу нет. И на уточняющий вопрос, намерен ли он поддерживать Черномырдина, Ельцин дал исчерпывающий по лаконизму и хитрости ответ: «Сколько смогу, столько буду поддерживать».
