Когда наутро после заключительного игрового дня я вернулся из Ито домой в Камакура, то был не в силах сразу взяться за обработку моих шестидесятидневных репортажей, и поехал развеяться в Исэ, потом в Киото, словно сбежал с поля боя.
Мэйдзин ещё какое-то время оставался в Ито, как я слышал, поправился на четыре фунта, так что вес его достиг 70 фунтов. Кроме того, он навещал госпиталь, где лежали раненые солдаты, и давал им сеансы одновременной игры на двадцати досках.
Осенью 1936 года гостиницы на горячих источниках уже стали занимать под военные госпитали.
Через год с небольшим, в январе ученик Мэйдзина Такахаси Четвёртый дан в своём доме в Камакура открыл частную школу Го. На открытии этой школы присутствовал сам Мэйдзин. Его сопровождали два ученика – Маэда Шестой дан и Симамура Пятый дан. Это было 7 января. После долгого времени мне в этот день удалось встретиться с Мэйдзином.
Мэйдзин сыграл две учебные партии, но выглядел при этом так, словно все это было ему очень тяжело. Камни в руке он держал некрепко, на доску их ставил без энергии – не было слышно характерного щелчка. Во время второй партии он порой так вздыхал, что движение вдоха передавалось плечам. Веки у него немного отяжелели. Правда, не настолько, чтобы это бросалось в глаза, но я сразу вспомнил Мэйдзина таким, каким он был в Хаконэ. Он так и не оправился от той болезни.
В день открытия школы он играл учебные партии с любителями, поэтому никакими осложнениями эта игра не грозила, но Мэйдзин сразу же достиг состояния полной отрешенности. Когда настало время идти ужинать в гостиницу на море, вторую партию прервали на 130 ходу чёрных. Партнером Мэйдзина был довольно сильный любитель первого дана, игравший на четырех камнях форы. В срединной стадии игры чёрные уже начали показывать когти и разрушили большой мешок белых, так что белым приходилось туговато.
–А чёрные играют неплохо, ничего не скажешь, – заметил я, обращаясь к Такахаси Четвертому дану.
– Да, чёрные побеждают. Стоят прочно. А белым трудно, – ответил Четвёртый дан.
– Мэйдзин изрядно сдал. Его игра теперь не то, что прежде. Всерьёз играть уже не может. Он заметно ослабел после Прощальной партии.
– Он как-то сразу постарел. Да, в то время он был ещё бодрым старичком... Если бы он победил в Прощальной партии, такого наверное, не случилось, всё было бы иначе...
Когда мы прощались перед гостиницей, я сказал Мэйдзину:
– Скоро мы с вами увидимся в Атами.
Мэйдзин с супругой 15 января приехали в Атами и остановились в гостинице Урокоя. К тому времени я уже несколько дней жил в гостинице Дзёураку. Шестнадцатого после обеда мы вдвоем с женой сходили в Урокоя. Мэйдзин долго задерживал меня, предлагал поужинать и поговорить, но я сказал, что сегодня очень холодно и я прошу разрешения откланяться; в другой раз, когда будет теплее, я с удовольствием приглашу его в ресторанчик Дзюбако или Тикуё. Снег в тот день искрился. Мэйдзин любил поесть угрей. После нашего ухода Мэйдзин купался в горячем источнике. Супруга стояла над ним и поддерживала его сзади подмышки. Вскоре, уже в постели, у Мэйдзина начались боли в груди ему стало трудно дышать и сутки спустя перед рассветом он умер. Мне сообщил об этом по телефону Такахаси Четвёртый дан. Я открыл ставни – солнце ещё не вышло из-за горизонта. Я подумал ещё, не повредило ли здоровью Мэйдзина наше позавчерашнее посещёние?
– Позавчера Мэйдзин так уговаривал нас остаться на ужин... – сказала моя жена.
–Да...
– И его супруга тоже просила остаться, а мы все ушли... Я в тот же день почувствовала, что надо было остаться. Ведь она даже сказала горничной, что мы будем ужинать вместе с ними.
– Я помню. Но я боялся, что он простудится...
– Не знаю, понял ли он правильно, но он в самом деле хотел, чтобы мы остались. Может быть, мы обидели его тем, что ушли.
Если сказать честно, то мне вовсе не хотелось уходить. Было бы лучше не мудрить, а просто остаться. Может быть он чувствовал себя одиноким?
– До, но он всегда был одинок.
– Было холодно, а ведь он проводил нас до крыльца.
– Хватит. Ужасно... Ужасно, когда у тебя кто-то умирает.
Покойного в тот же день увозили в Токио. Когда его несли от крыльца гостиницы до машины, завёрнутым в плед, он выглядел таким крошечным, что казалось, будто у покойного тела нет совсем. Мы стояли поодаль, ожидая отправления.
– Нет цветов! – вдруг спохватился я, и сказал жене:
– Где-то здесь была лавка. Сбегай поскорее, купи. Только быстрее, машина вот-вот тронется.
Моя жена вскоре вернулась с цветами, и я передал букет сидевшей в машине супруге Мэйдзина. Кто-то из сопровождающих начал медленно закрывать дверь, а я подумал, что закрывается ещё одна прекрасная страница в истории Го.
Машина тронулась...
Японский писатель, автор новелл и рассказов. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1968. Родился 11 июня 1899 в городе Осака. К моменту окончания Токийского императорского университета в 1924 он уже опубликовал несколько рассказов, получивших признание критики. Первая повесть Танцовщица из Идзу (Идзу-но одороки) появилась в 1925.
Романы Кавабаты считаются традиционно японскими с точки зрения точного равновесия между конкретной деталью и ее символическим значением. Типичным является описание какой-либо ситуации не прямо, а при помощи яркого образа. Например, в Тысяче журавлей (Сэмбадзуру, 1949) упоминания о ритуалах и принадлежностях, используемых персонажами во время чайной церемонии, символизируют боль, вину и радость трех отдельных любовных линий. В повестях Кавабата преобладает холодный меланхолический тон. Основными темами для него являются одиночество, вина, смерть, неспособность любить (Снежная страна – Юкигуни, 1947).
К числу значительных работ Кавабаты принадлежат Голос гор (Яма-но ото, 1954), Спящие красавицы (Немуреру, 1961) и Древняя столица (Киото, 1962). Кавабата покончил жизнь самоубийством в Дзуси 16 апреля 1972.
