Так что о себе Болотов не думал. Душа его болела о солдатах. По колено в грязи брели они, преодолевая многочисленные ручьи и ручейки, лощинки и овраги… А пришли в лагерь – нет ни палаток, ни дров для костра, у которого можно было б хоть погреться. А некоторым полкам было отведено болотистое место, где и четверть часа невозможно было простоять, как делалась лужа и ноги уходили на четверть и более в воду, выделяемую тряским грунтом.
Наступил вечер, а показались только первые повозки обоза. Фельдмаршал забеспокоился, посылая то и дело ординарцев подгонять обозных. Но все было безуспешно…
Погода еще ухудшилась, наступила такая темень, что ни зги не видно. Андрей Болотов, тепло одетый, с содроганием смотрел на солдат, располагавшихся на мокрой земле, под дождем и снегом. «Господи! На них ведь только тонкие плащи!.. Что ж произошло с обозом?» – подумалось Андрею Болотову. Но в этот день князь Горчаков щадил его и никуда не посылал. Так и заснул он в своей палатке, не ведая, что очень скоро предстоит ему узнать ответ на свой вопрос.
Ночью его разбудил князь Горчаков:
– Вставай, Андрей Тимофеевич! Что делать, хоть и не хотелось мне вас тревожить и в сие время посылать, но ничего не поделаешь, велит сама необходимость. Не взыщите, ради бога. Всех ординарцев разослал, а граф Апраксин спрашивает ординарца. А никого нет, кроме вас. Пойдемте к нему…
Пока князь Горчаков вроде бы даже извинялся за ночное вторжение, Андрей Болотов быстро одевался, испытывая естественную досаду, что сон его столь неожиданно был прерван.
Вошли к графу Апраксину в огромную, богато украшенную кибитку. Спиртовые жаровни хорошо нагрели кибитку. На одной кровати возлежал фельдмаршал, на другой – его лейб-медик. Каково же было удивление Андрея Болотова, услышавшего, как во все горло здоровенный гренадер рассказывал сказку, полную явного вздора. «Боже мой! В таких печальных обстоятельствах фельдмаршал изволит слушать всякие нелепости… Стыдно подумать! Приличное упражнение для фельдмаршала такой великой армии в такое время», – думал поручик, глядя на своего предводителя, утопающего в пуховиках.
Князь Горчаков доложил фельдмаршалу, что перед ним его ординарец, который готов выполнить любое его повеление.
– Слушай, мой друг! – заговорил покровительственно Апраксин. – Поезжай по дороге, где шла армия, до того самого места, откуда мы сегодня пошли, и посмотри, сколько еще обозов по дороге и все ли они переправились через речку? И буде не все, то сочти ты мне, сколько повозок еще не переправилось.
– Исполню, ваше сиятельство, – с готовностью ответил Болотов. – Но только счесть не уповаю, чтоб было можно: темнота теперь так велика, что и на сажень ничего почти не видно.
– Ну хоть наугад посмотри сколько. Только поезжай и возвращайся поскорее, – приказал фельдмаршал.
Болотов надел сверх мундира овчинный тулуп, по случаю купленный у пруссаков во время отступления, накинул сверху епанчу, взял с собой конвой в составе двух казаков, причем одного выслал вперед, чтобы проверял, нет ли рытвин и топи по дороге, а второго оставил за собой, приказав не отставать ни на шаг.
Разбитой дорогой в «преужасной темноте», опасаясь ежеминутно, как бы не вылететь из седла, угодив в какую-либо рытвину, ехал Болотов навстречу обозу. Вскоре стали попадаться повозки, но в таком состоянии, что вызывали только сожаление и сострадание не только к людям, но и лошадям, совершенно выбившимся из сил. По дороге все чаще попадались застрявшие в грязи телеги и лежащие без сил лошади… Попадались и сдохшие лошади… И мертвые извозчики… Вся дорога была словно устлана сдохшими лошадями и замерзшими людьми…
Вдали показалось зарево. Значит, подумалось, там и есть та страшная переправа, которая стала большим испытанием для обоза. Но то, что увидели подъехавшие Болотов и казаки на переправе, заставило содрогнуться их сердца… Несколько сот повозок стеснилось здесь… Стоял непрерывный треск, вопль, невообразимый шум. Никакой очереди, никакого порядка не соблюдалось. Некоторые повозки были опрокинуты в болото и наполовину затонули, другие были перевернуты. Третьи оставались неподвижными с переломанными колесами или осями. Не только пересчитать повозки никакой возможности не представлялось, но и глазом окинуть все это столпотворение.
– Сколько еще там за речкою обозов? – спросил Болотов подвернувшегося на глаза офицера.
– Может, сот шесть, а может, более того. Не могу вам сказать, – сказал офицер и безнадежно махнул куда-то рукой.
Наблюдая за переправой, Болотов и казаки продрогли и решили погреться, прежде чем отправиться в обратный путь. Каково же было их удивление, когда они увидели, что горели огромные крестьянские дома и дворы, сгорал один, поджигали соседний, и грелись обозники у этих «костров». Ничего не поделаешь, хоть и жалко было прекрасные строения, но тоже погрелись у этого огня. «Боже мой! – подумал Болотов. – Какие горестные последствия приносит с собой война! Чем бедная сия деревня виновата? Только тем, что мимо проходили наши исстрадавшиеся войска».
Как только Болотов вошел в кибитку, фельдмаршал спросил:
– Ну что, мой друг, много ли еще обозов за речкой?
«Господи! Он все еще сказками забавляется… Там такое творится… Хуже Гросс-Егерсдорфа, а он тут валяется на пуховиках!» – подумал Болотов, а вслух ответил на вопрос фельдмаршала:
– Очень много, ваше сиятельство! Много лошадей и повозчиков погибли на дороге и у переправы. Горят прусские дома…
– Ну ладно… Я все понял. Иди на свое место… Рассказывай, мой милый, – обратился он к гренадеру, который сразу же заговорил во весь свой зычный голос.
«Вот так фельдмаршал! – горестно сетовал Болотов, уходя в палатку, где должны были находиться дежурные ординарцы. – Люди, вверенные его предводительству и попечению, погибают или страдают преужаснейшим образом, а он в то самое время увеселяется сказками. Чему и дивиться в таком случае, что армия на сем обратном походе претерпевает несравненно более урона, чем когда мы шли в Пруссию».
Только под вечер на следующий день обозы пришли в лагерь. Пришлось приводить в порядок материальную часть обоза, все пересмотреть, возможное починить, а невозможное бросить или сжечь. Пришлось множество военного припаса – ядра, порох, бомбы и другие военные снаряжения – побросать в воду или зарыть в землю: не на чем стало везти!
И следующая ночь была беспокойной для Андрея Болотова, вновь ему выпала доля быть дежурным ординарцем. Но эта ночь запомнилась ему навсегда.
Стояла непроглядная темень. Нужно было соблюдать необходимые предосторожности, неприятель опытен в военных хитростях и коварен, всякого можно было от него ожидать. Поэтому каждую ночь дежурный генерал объезжал весь лагерь кругом и осматривал, везде ли исполняются приказы, везде ли поставлены нужные пикеты.
