Удалось побывать в бухтах, или, как их по-северному называют, губах, Оленьей, Пала, Тюва. Присмотрелись к островам Екатерининскому, Кильдину, Сальному.
По-своему, но красиво!
Пусть почти нет деревьев, и кустарник присыпан снегом! Но нигде в другом месте не найдешь так отвесно падающих в воду скал, к которым могут подходить океанские суда - глубина позволит. Нигде нет такой прозрачной воды в заливе, хрустально чистых ручьев, красивых озер. Пусть нет здесь заоблачных вершин, но и невысокие, они никому не доступны, кроме птиц: такую крутизну не преодолеть...
Стоит посмотреть на глыбы гранита, на самые неожиданные формы скал, которые способна создать только природа, и вас уже что-то влечет к этому краю. Может, его простота и суровое величие.
Вместе с другими командирами подводных лодок меня вызвали к командующему. Докладываю о походе. Адмирал требует краткости и точности. Говорить нужно о самом существенном. Чувствую, не получается: все кажется важным. Командующий не перебивает. Наверное, отлично понимает мое состояние. Ведь это мой первый боевой поход.
Адмирал положительно оценил поход и засчитал нам оба транспорта. Не так-то просто заносятся на боевой счет лодки потопленные ею корабли. Нужно иметь фотографии или лично наблюдать до конца гибель атакованной цели. Взрыв своих торпед, зафиксированный на слух, дает право считать атакованный корабль лишь поврежденным, и он засчитывается лодке при условии, если разведка располагает достоверными данными о потоплении. И это правильно, ибо не каждый корабль, в который попала торпеда, тонет.
В доказательство потопления первого транспорта я представил запись своего наблюдения через перископ и фотографию. Со вторым транспортом обошлось еще проще: летчик-разведчик сфотографировал его гибель с воздуха. Мы получили право нарисовать на рубке "С-56" звезду и вписать в нее цифру "2".
Во флотской газете был напечатан приказ командующего флотом. От имени Президиума Верховного Совета СССР экипаж лодки награжден орденами и медалями. Это большой для нас праздник.
30 апреля 1943 года запомнится каждому из нас на всю жизнь. Все мы, если не считать Дорофеева, впервые получаем правительственные награды. Ордена и медали вручает капитан 1-го ранга И. А. Колышкин. Его приветливое, добродушное лицо сейчас серьезно, даже сурово, что еще больше подчеркивает торжественность обстановки.
- Служу Советскому Союзу! - отвечает каждый из нас, принимая награду.
В этом коротком ответе - и благодарность за доверие, и клятва еще сильнее бить врага.
Вечером в столовую на товарищеский ужин мы приглашаем гостей - наших друзей с других лодок, командование бригады, офицеров штаба и политотдела. Присутствует поэт Василий Иванович Лебедев-Кумач.
На "столе против меня два жареных, румяных поросенка - по числу потопленных за поход кораблей. Снабжать победителей поросятами - неписаная обязанность береговой базы. Ее командир - капитан 3-го ранга Морденко - вечный должник подводников: у него никогда не хватает поросят. Но такому долгу можно только радоваться - чем больше этот долг, тем меньше кораблей остается у Гитлера.
Делить поросят положено командиру. Делаю я это довольно неловко. Хочется быстрее-не получается. Герой Советского Союза Фисанович острит:
- Без привычки не только транспорт потопить, но и поросенка разрезать трудно. Корабли топить научился, теперь учись резать поросят - это все-таки легче.
Фисанович прав. Как ни странно, и при дележе поросенка нужна смелость. Чем решительнее режешь, тем лучше получается. Еще одна неожиданно возникшая трудность: кому следует положить первый кусок. Положено дать наиболее отличившемуся в походе. Но отличившихся много, и решить, кто больше всех отличился, я не могу. Решаю преподнести первый кусок Лебедеву-Кумачу.
- Это вам, Василий Иванович, за стихи и песни. Пишите еще. Моряки вас любят!
Следующие три куска достаются Павлову, Дорофееву и Рыбакову. Затем получают Новиков, Денисов и Бубнов. Дальше дело пошло еще легче. После ужина корабельные поэты - матросы Макаров, Лебедев и старшина Пустовалов - читают свои стихи. Они не безукоризненны по размеру и рифме, но горячи и искренни. От души аплодируем. Лебедев-Кумач хвалит поэтов и советует продолжать писать.
Вечер закончили песнями. На Севере не забываем о Дальнем Востоке, даже в песнях. Спели "По долинам и по взгорьям", "Трех танкистов", поем "Варяга" - о тихоокеанцах, только о прежних - о наших дедах и отцах.
Ремонт закончили на неделю раньше срока. Приняли торпеды и другие запасы. Завтра снова в море.
Море горит
За кормой до горизонта тянется пенистый след. Идем зигзагом. Так фашистским подводным лодкам труднее нас атаковать. Подходим к району, где были атакованы прошлый раз. Здесь резвятся стада касаток. В другое время мы с удовольствием любовались бы этими красивыми, стремительными животными, но сегодня каждый их плавник кажется перископом.
Решил погрузиться и пройти этот район под водой. Не дадим возможности фашистам, маскируясь под плавник касатки, сблизиться и атаковать нас.
Через несколько часов всплываем и продолжаем путь в надводном положении. Кроме плавающих мин, на поверхности моря не видно ничего, заслуживающего внимания. Когда мы подходили к минному полю, густой снежный заряд скрыл лодку от береговых наблюдательных постов. Воспользовавшись этим, полным ходом, под дизелями, идем к берегу. Каждые десять минут надводного хода позволяют пробыть лишний час под водой - лишний час активного поиска врага!
Снежные заряды на Севере проходят так же внезапно, как и начинаются. Вдруг перед нами как на ладони открылся норвежский берег.
- Срочное погружение!
Будто по волшебству, лодка исчезает с поверхности моря. Лишь глаз перископа еще несколько минут прощупывает берег. Пеленги взяты. Мы нырнули под минное поле.
- Штурман, доложите место!
- Идем точно, товарищ командир! В своем "коридоре".
Лейтенант Иванов всегда может точно определить место корабля в море. Все способы определения знает в совершенстве. В прошлом я сам был штурманом. Долго присматривался я к работе Иванова и теперь твердо ему верю.
В нашем "везении", в том, что мы до сих пор благополучно проходили через минные поля, во многом "виноват" штурман. Вот и сейчас он ведет корабль точно там, где мы уже проходили и не встретили мин. Иванов с прошлого похода знает несколько таких "коридоров".
На вахту в центральном посту заступает лейтенант Скопин. Серьезный, вдумчивый офицер. Этого ничем не смутишь; На первый взгляд он кажется даже несколько флегматичным. Но когда нужно, ему стремительности не занимать. На изменение обстановки реагирует быстро. Кажется, будто Скопин родился специально для корабельной службы: зоркий, внимательный, требовательный.
